В коридоре этажом ниже стояли козлы, пол был заляпан краской. Пахло известью. У стены лежала груда неструганых белых досок. «Есть какая-то закономерность в том, что ремонт в гостиницах затевается именно летом, в разгар сезона, — подумал я. — Профессиональная тайна директоров и администраторов». Я взглянул на часы. До обеденного перерыва было еще далеко, а рабочие между тем отсутствовали. «Собрались где-нибудь перекурить», — решил я.
Дежурная по этажу (вернее, по двум этажам сразу — тому, где я остановился, и этому) сидела возле канцелярского стола и листала «Огонек». Я присел рядом, на край кожаного дивана — близнеца тех, что украшали вестибюль, — кашлянул и спросил старческим голосом.
— Как насчет душа, милая? Функционирует?
— Угу. Тридцать копеек, — ответила она, не отрываясь от журнала.
— А у меня большое несчастье, — сказал я проникновенно и сделал несчастное лицо. — Я бумажник потерял, и деньги, и все-все.
Она все-таки подняла голову.
Она была некрасива, но в ней имелась какая-то изюминка — это я отметил еще в комитете, знакомясь с делом. Большие глаза, очень большие. Гордая посадка головы. Блестящие волосы до плеч.
— Да что-о вы! — протянула она, щурясь, потому что солнце било через оконное стекло в эти ее большие глаза.
— Точно. И жара сегодня необыкновенная и невыносимая. Одно к одному.
— А много денег было? — спросила она.
— Как раз тридцать копеек, — сказал я быстро. — Но я волшебник. Если вы дадите мне ключ от душевой, вас полюбит принц.
— Если вы волшебник, войдите без ключа. Через замочную скважину. — Она уткнулась в «Огонек».
«Все равно дашь ключ, — весело подумал я, — никуда ты не денешься».
— Заклинание для дверей забыл, вот что. Все остальное помню; и для больных зубов, и для присушивания сердец, а это из головы вылетело.
Она засмеялась. Полдела было сделано.
— У нас один жил здесь такой, то-оже весельчак. Только старенький. И… — Она сделала паузу.
— Что — и?
— Ничего.
— А сейчас куда он делся?
— А… — Она замкнулась.
Так. Хорошо. Эта тема меня слишком волновала. Быть настырным сейчас нельзя: все ограничится несколькими общими фразами. А это меня никак не устраивало. Я подвигал стакан с карандашами по столу и сказал;
— Ну и бог с ним. А так жарко! — Я вздохнул. — Вся рубашка на мне мокрая.
— Ну и что?
— Ключик. — Я протянул руку.
— Если я всем ключ давать буду, это порядок, по-вашему, как?
— Милая, — сказал я с чувством, — так то ж простые смертные, а я волшебник. Вол-шеб-ник!
