В коровнике воздух был спертый, тяжелый от вони пота, ран и экскрементов. Уже не раз пропущенный через сотни легких, он потерял не только кислород, но и энергию. Дыхание превращалось в работу, и не каждому она была по силам.
Чтобы подышать свежим воздухом, Залогин подтянулся за высокий подоконник, встал на цыпочки. Попытка оказалась неудачной: его лицо было все еще ниже подоконника, а тяжелый воздух коровника стоял недвижимо, как вода в пруду, и не собирался вытекать. Но ведь выше, на уровне подоконника, должно быть свежее! Как бы ни был тяжел здешний воздух, верхний его слой — хотя бы до среза подоконника — должен был вытечь через окно, и ему на смену должен был влиться свежий, легкий, ночной. Он сейчас там, наверху, над головой…
Залогин поднял руку и поводил ею. И ничего не почувствовал. Наверху воздух был таким же горячим; может быть — чуть посуше… Нет, я должен высунуться в эту чертову амбразуру, сказал себе Залогин, хотя бы для того, чтобы знать, что могу воспользоваться ею в любой момент, когда мне это понадобится…
Он присел на корточки и стал ощупывать стену, ища выбоину или щель, чтобы можно было упереться в нее носком ботинка. И сразу нашел углубление в кладке, очень удобное, чтобы вставить ногу. Поискал выше — и над первым обнаружил еще одно такое же углубление. Учтя высокое расположение окна, строитель предусмотрел удобный подход к нему, чтобы не было нужды каждый раз таскать лестницу. Как же я не обратил внимания на эти пазы? — удивился Залогин. Ведь они были у меня перед лицом, и пока не стемнело… Конечно: возбуждение, переутомление, недосып, — все это объективные причины, но ведь я пограничник, и такие детали должен примечать автоматически…
Он взялся за край подоконника и легко поднялся наверх. Высунул голову. Ночной воздух был сухой, легкий и теплый. И как сладостно было им дышать!..
Трещали цикады. Звездный свет позволял проследить беленую стену коровника, но уже в трех-пяти метрах в сторону от него пространство было неразличимо. За углом коровника, возле ворот, беседовали двое немцев. Залогин прислушался. Треп. Ничего интересного.
Круглоголовый возник из мрака, словно материализовался. Залогин вздрогнул; даже сердце замерло. Спустился к Тимофею — и только тогда перевел дух. Круглоголовый скользнул следом неслышно, словно и не касался стены. Прошелестел:
— Вода — не супер. Застойная. Болотом отдает. Я даже лягушек слышал.
— Колодцем с осени никто не пользовался. — Это Тимофей. Хрипло, но внятно.
