Кто скажет, кто угадает, почему вдруг Гвади захотелось петь? Как раз в ту минуту, когда его собутыльники очистили и поделили первый мандарин, почему-то именно в эту минуту, полузакрыв глаза, он затянул на самых высоких нотах старинную песню «Хасанбегури». Голос у Гвади был превосходный, пел он мастерски. Сидевшие за столом подтягивали, кто как умел. Приезжий с мутными глазами успевал одновременно и петь и есть. Зато продавец навалился на мандарины и лишь изредка погромыхивал басом.
Гвади пел да пел, забирая все выше и выше. Порою он приоткрывал глаза, но тотчас же закрывал их, увидев, с каким аппетитом собутыльники уплетают его мандарины. В голосе его звенели слезы отчаяния; казалось, звуки песни рвутся к самому небу; казалось, Гвади вот-вот кинет с высоты: «Эх, к черту в пекло злополучную мою голову!..»
Когда мандарины были съедены, Арчил и его приятели встали из-за стола.
Они, видимо, спешили по своим делам — ранний завтрак и без того затянулся. Все стали горячо благодарить Гвади за мандарины и заставили на прощание выпить третий стакан вина.
Арчил заплатил по счету. Затем, отозвав Гвади в сторону, внушительно сказал ему:
— Ступай сейчас с Максимом. Все, что даст, уложи поаккуратнее в хурджин, завяжи как следует и иди домой. Что тебе делать сейчас на базаре? Продавать нечего и удовольствия никакого! Хурджин до вечера останется у тебя… Когда совсем стемнеет, тащи его ко мне. Да смотри, чтоб никто не видел, иначе не только досок не будет, а вот чего дождешься… загоню в самое сердце! — Он отвернул полу пальто, как будто желая оправить пояс, слегка выдвинул вперед висевший на поясе револьвер и показал его Гвади.
Гвади не очень-то испугался револьвера. Он даже собирался что-то сказать, почмокал губами, но слова застряли в горле. Шумело в голове от выпитого вина, сердце щемила тоска о погибших мандаринах. В конце концов он собрался с силами и намекнул Арчилу, что ему нужны деньги, хотя бы самая малость: без подарков он не может показаться на глаза ребятам. Арчил ведь обещал заплатить за услуги, так пусть даст сейчас, не все ли ему равно?
Арчил слушал, прищурив глаз.
— Не жадничай, мужик! Доставишь в целости товар на дом — будут тебе и деньги и подарок. Знаешь ведь, слово мое — закон. А теперь ступай, не мешкай… Я, пожалуй, нагоню тебя, — сурово закончил Арчил и толкнул его к двери.
