Я его жалею, но иногда думаю, что, может, лучше бы он ушел тогда.
Отец всегда хотел сына. Наверное, у меня была возможность родиться мальчиком, но я ею не воспользовалась. Зато воспользовался Микки. Вон он лежит в своей люльке, мычит и пускает слюни. Микки славный, он улыбается, когда я беру его на руки.
Мне восемь лет, а Микки в два раза меньше. Он не ходит и совсем не разговаривает. Но когда я читаю ему книгу, он перестает мычать и смотрит на мое лицо, как будто все понимает.
Я очень похожа на отца, а Микки очень похож на меня. Но отец отказывается считать его своим сыном.
Однажды мне снилось, что я — это Микки. Я лежала в его люльке, словно в лодке. И лодка была пришвартована у наших окон вместо балкона. Ее чуть покачивало, и это наполняло меня спокойствием и какой-то нежной радостью. Я лежала на дне лодки и думала о том, что хорошо бы еще хоть раз приподняться и посмотреть, как играют дети во дворе.
С тех пор я иногда подношу Микки к окну. Он тяжелый, и раньше мама меня ругала. Но я расту очень быстро, и каждый раз мама волнуется все меньше и меньше.
Теперь я могу гулять с коляской одна. Но недалеко, чтобы нас было видно из окна.
Когда лифт не работает, Микки остается дома. Маме нельзя поднимать тяжелое, а я еще не могу снести коляску с седьмого этажа. Но это бывает редко.
— Ну зачем ты опять стоишь в углу, Рут? — Мама входит с большой чашкой чая и осторожно опускает в нее указательный палец.
— Я тут думаю, — отвечаю я.
— Почему желание подумать приходит к тебе как раз к возвращению отца? — Она облизывает палец. — Черт! Остыл уже!
Мама ревнует меня к отцу. Ей кажется, что я люблю его больше. И если я сейчас скажу что-нибудь неосторожно, она опять начнет плакать. Поэтому я молчу.
Мама ждет еще минутку и идет на кухню. Я слышу, как она выливает чай в раковину, нарочито громко гремит кастрюлями и хлопает дверцами шкафчиков.
Микки в люльке начинает беспокоиться и мычит громче. Я беру его на руки, и он мне улыбается.
Я открываю окно и кладу Микки в пришвартованную там лодку. Потом с силой отталкиваю лодку от стены, и она плывет, покачиваясь, все быстрее и быстрее.
Когда вернется отец, я буду стоять в углу. В большой комнате, между окном и сервантом.
Я ни в чем не провинилась, просто иногда я стою в углу. Так надо.
* * *
Когда я вернулась к лавочке, его уже не было. Вот всегда так. Соломон каждый раз умудрялся меня обмануть.
— Принеси мне, — говорит, — водички попить. Я приношу, а его нет уже.
