Летом 1944 года немецкому верховному командованию в последний раз представилась возможность, исходя из обстановки и соотношения сил, добиться определенных успехов в обороне на Восточном фронте, проявив достаточную гибкость в руководстве боевыми действиями своих войск,
Но после потерь, понесенных в летне-осенней кампании 1944 года, и после того, как союзникам удалось осуществить вторжение, предпосылок для успешного ведения даже оборонительных действий у немецкой армии не осталось совершенно. В течение последних девяти месяцев до капитуляции было сделано много оперативных ошибок, в результате которых пролилось много лишней крови. Общая обстановка на всех театрах войны приближалась к той, которая сложилась в начале июня 1940 года во Франции: в военном отношении она была непоправимой. Немцы уже не могли надеяться на такие критические моменты, которые потребовали бы принятия новых оперативных решений, ведущих к известному успеху. Вопрос о том, не лучше ли было бы ради усиления немецкой армии на Востоке отказаться от наступления в Арденнах, обреченного на неудачу из-за громоздкости своих оперативных задач, и перебросить использовавшиеся там силы на Восточный фронт, относится уже к области стратегии, то есть к вопросам, связанным с общим руководством войной.
Если рассматривать весь ход войны с точки зрения оперативного руководства на отдельных театрах, не принимая во внимание (по недостатку места) событий, происходивших после 1941 года на юге и западе, то становится совершенно очевидным, что все операции носили такой же характер, что и на востоке (слишком долгое удерживание позиций у Эль-Аламейна, отказ от эвакуации Туниса, неоправданно упорная оборона отдельных пунктов во время вторжения и т. д.).
Непреложные законы войны немецкое командование могло игнорировать до тех пор, пока оно опиралось на необычное превосходство в командном составе, вооружении и боевой подготовке, а также на многократное превосходство морально-боевого духа своей армии, которое оно умело искусно использовать. Когда же эти предпосылки постепенно отпали, война снова стала «нормальной».
Признать это Гитлер не хотел. Если в операциях первых лет войны большую роль играла смелость войск, о которой сам Клаузевиц говорит, что «на войне у смелости особые привилегии», что «сверх учета пространства, времени и сил надо накинуть несколько процентов и на нее»,[36] то с 1942 года появилась ложная смелость, которая, чтобы не выразиться еще более сильно, по словам Клаузевица, заключается в том, чтобы «дерзать против природы вещей, грубо нарушая законы вероятности».
