Я вижу в вас не осталось настоящего, не способные вы теперь на большие дела и на великое – вы перестали любить и ненавидеть так, чтобы кровь кипела в венах, перестали верить в верность и честь, нет среди вас ни дружбы, ни веры в товарищей своих. Сила она не только в руках, но и в духе, ум он не в словах, а в голове, здоровье не меряется кубками, оно меряется делами. Вот о чем я шептался со старым воеводой, ибо в землях Карлов то же самое их старики видят, только у них похуже нашего будет – того и гляди женщина станет Князем – и не от того, что самая что ни на есть умная и красивая, а от того, что достойных мужчин больше нет в их землях. Они скоро начнут бояться своих женщин, они, как и вы, потеряли смелость для поступков – и это воинственные и свирепые Карлы, с которыми я бился! Так что нет у нас больше различий, нет ни победителей, ни побежденных спустя столько лет. Все мы проиграли и наши лучшие мужи остались на той Войне, а те, кто вернулись, не смогли воспитать потомков достойно и теперь я вижу, что среди вас мальчиков больше, чем мужей! Вот об этом и говорили, ибо нам держать ответ пред теми, чьи дети без отцов остались. И ответов у нас нет – нам нечего им сказать, представ пред ними. Хоть вы и Внуки Победителей, но продолжателями их не стали. Они были Настоящими Тейрианцами, а кто вы?
Он продолжал с яростью говорить, и в его голосе, сквозило отчаяние и бессилие. Казалось, он хочет докричаться до самых глухих из нас. Его слова хлестали, как плеть – видно, он давно носил их в себе. Это были не просто слова, эта была его боль и вина, которую он возложил на себя за что-то не сделанное и упущенное.
Мы молча слушали его, и лица наши багровели, костяшки сжатых кулаков становились все белее, расширенными от гнева глазами мы старались не смотреть друг на друга, и каждый был готов вскочить и крикнуть: "Ложь!!! Что ты мелешь – врешь ты все, старик!" Но каждый мог и добавить, что он уже не раз слышал похожие слова о себе, Здесь и Сейчас для нас уже давно не существовало, мы все продолжали свое легкое и уютное вечное завтра. И оттого молчали.
Я встал первый, кто-то должен был начать. Он был прав, может не во всем насчет меня, да и остальных тоже, но он был прав и даже то немногое, что каждый из нас мог признать своей червоточинкой, даже ту малую часть, с которой, по-своему скрипя зубами, соглашались, уже вызвала злость и раздражение: на себя – за то что есть, на него – за то что сказал…
