И Мрак, черной волной поднимающийся все выше и выше, грозя затопить его с головой.
– Ну, нет, – сипло прошептал он, сгибаясь под непомерной тяжестью, опустившейся вдруг ему на плечи. – Меня ты не получишь.
Конрад напряг всю свою волю, пытаясь выпрямиться, но это было все равно, что удерживать голыми руками рушащийся собор святого Петра, и, не выдержав, охотник упал на колени, склонив голову перед неведомой ему доселе мощью. И эта мощь, не знающая жалости и сострадания, набросилась на него со всей яростью и неистовством голодного хищника, получившего, наконец, вожделенную добычу.
– Ни…ког…да! – с трудом выдавил Конрад, корчась и скрипя зубами от немыслимой, ослепляющей боли, словно его тело – и душа – оказались в самом аду и сгорали теперь в его вечном пламени. Однако куда страшнее этой боли оказалось Знание, открывавшее ему такие тайны Мироздания, о которых он даже не мог прежде помыслить. Оно широким, неудержимым потоком вливалось в разум охотника – и перекраивало его под себя, подчиняя своим, пока еще непонятным Конраду целям.
"Воистину, теперь я – демон [2]", – отрешенно подумал Конрад, не сдержав стона, и ничком рухнул лицом вниз, прямо на труп Баал-Зебуба.
Сквозь пелену морока, туманящего его сознание, он ощутил под своими пальцами рукоять своего меча, и это подействовало, как ушат ледяной воды, вырвав охотника из пучин разверзающейся под ним бездны. Чуть приподняв голову, Конрад на долгий миг замер, всматриваясь в такой до боли знакомый клинок и начертанные на нем слова, отсвечивавшие призрачно-голубым в неверном свете звезд.
"In hoc signo vinces".
"Сим победишь".
– Другого выхода нет, – прохрипел Конрад, обратив взор на лицо мертвого демона, выглядевшее сейчас удивительно умиротворенно. – Ты ведь с самого начала знал это, правда?
Баал-Зебуб не ответил, да охотник и не ждал этого. С невероятным усилием оторвавшись от земли, Конрад вновь сел на колени и подтянул к себе меч, едва не задохнувшись от напряжения. Тревожно, словно почувствовав недоброе, заржала Ромашка, но охотник даже не повернул в ее сторону головы, опасаясь потерять последние капли решимости, что еще у него оставались – и сознание, едва теплившееся в нем.
Уперев рукоять меча в землю, а его острие – себе в грудь, Конрад глубоко вдохнул, надолго задержав воздух внутри, как будто хотел запомнить напоследок его вкус, и, протяжно выдохнув, снова посмотрел на Баал-Зебуба, безучастного к его страданиям.
– Absolvo te
