Равнодушные | страница 86



Лео заколебался — стоит ли пробуждать ее ревность?

— Разумеется, с женщиной, — ответил он наконец. — Но я неточно выразился… Это не свидание, а видите ли… будет скромный ужин… В доме одной моей приятельницы, которая собирает старых друзей.

— Кто же эта синьора, если не секрет? — злым голосом спросила Мариаграция.

Лео растерялся. Он не предвидел столь нескромного вопроса. Стал лихорадочно подыскивать имя женщины, которая была бы незнакома Мариаграции.

— Смитсон, — сказал он наконец. — Художница Смитсон.

— О, чудесно! — с едким восторгом воскликнула Мариаграция. — Смитсон… Мне ужасно жаль, но как раз позавчера я была у ее модистки. И она показала мне модель шляпки, которую Смитсон велела ей прислать в Милан… Увы… ваша художница уже пять дней, как находится в Милане!

— В Милане?! — изумился Лео.

— Да, да, — вмешался в разговор Микеле. — Разве ты не знаешь? Выставка ее картин открывается на несколько дней раньше, чем предполагалось.

— Итак, отправляйтесь к вашей Смитсон. — Мариаграция ядовито усмехнулась. — И поскорее! Но боюсь, что если вы и успеете на ближайший поезд, даже на самолет, то все равно опоздаете на свидание.

На секунду она умолкла. Лео не отвечал. Карла со страхом посмотрела на мать.

— Дорогой мой, у лжи короткие ноги, — не унималась Мариаграция. — Хотите, я вам сама скажу, кто эта достойная синьора, которой вы собираетесь нанести визит? Наверняка это не порядочная женщина, таких вы избегаете… Скорее всего — какая-нибудь кокотка низкого пошиба.

Карла побледнела так сильно, что Лео с испугом подумал: «Сейчас она упадет в обморок либо разрыдается». Но ничего подобного не произошло.

— Мама, не кричи так, — спокойно сказала Карла. — Тебя могут услышать за соседним столиком.

Один из оркестрантов трижды ударил в барабан. Танцы возобновились.

— Ну, Лео, идем потанцуем, — предложила Карла. Они прошли к танцевальной площадке мимо сидящих за столиками, первой шла Карла, за ней Лео. Лицо Карлы, когда она шла мимо шумных столиков, оставалось белым как бумага, и на нем появилось выражение мрачной решимости. В сумятице танцующих пар, прежде чем прижаться к Лео, она подняла голову.

— Так вот, Лео, — сказала она твердо и, как ему показалось, даже сквозь стиснутые зубы, — сегодня вечером я приду к тебе.

— Ты серьезно?

— Вполне.

Сейчас она говорила уже не твердо, а дрожащим, прерывающимся голосом: казалось, ей вдруг изменила решимость и у нее перехватило дыхание.

— Все, — добавила она. — Больше ни слова. Я хочу танцевать.