На всякий случай вызвал по внутрисамолетной связи стрелка:
— Лучников! Жив?
— Жив.
— Тут такая штука… проверьте капку и лодку.
— Есть проверить.
А Преображенский продолжает:
— Левый мотор греется.
— Знаю.
— Знаете?
— Ну да, не зря же вы обороты убрали.
— Ничего, все будет хорошо, — говорит полковник, — дотянем, не в таких переделках бывали.
Что-то лихое, чапаевское было в Преображенском, и это привлекало к нему окружающих. Он и сам любил людей смелых, решительных и с большой симпатией относился к Лучникову.
На исходе рейда на Берлин, кажется, не моторы, а сердца балтийцев удерживали бомбардировщик в воздухе. Они дотянули. Сели осторожно. А подрулить в рей-фуге не смогли. Левый мотор затрясся, как в лихорадке, и винт замер.
— Счастливые мы, — говорит полковник. Подбежал инженер Георгий Герасимович Баранов. Беглого осмотра ему хватило, чтобы понять случившееся. Только спросил:
— Давно греться начал?
— Шесть часов назад.
Инженер больше ни о чем не спрашивал. Слишком хорошо он понимал всю меру опасности, которой подвергся экипаж.
— Надо снимать мотор, товарищ командир. Преображенский кивнул:
— Только учтите: сегодня же самолет должен быть в строю.
Преображенский считал идущие на посадку самолеты.
— Один не пришел…
— Кого нет?
— Афанасия, — ответил комиссар Оганезов.
Он уже знал, что случилось у Преображенского.
— Где же он? Неужели сбит над Берлином?
Беспокоясь за экипаж пропавшей машины, Преображенский долго ворочался в постели, не мог уснуть. Оделся, вышел на поле, закрытое туманом. Навстречу Баранов, докладывает:
— Самолет в строю.
Полковник взглянул на часы — стрелки показывали полдень. Подумал: "Ай да техники, герои!" Сказав только:
— Спасибо.
На командном пункте увидел Андрея Яковлевича.
— Не ложился?
— Ложился, кажется, даже подремал, — ответил Ефремов. И с нескрываемой тревогой:
— Что же все-таки с Афанасием?
Афанасий Фокин слыл в полку человеком с характером. Воля у него была сильная, и при этом он хотел всегда быть первым. Если полк получал сложное задание, он требовал:
— Прошу послать меня!
Таким он оставался и позднее, в сорок третьем, когда на Черном море воевал под командованием Ефремова. Здесь он заслужил звание Героя Советского Союза.
Над Берлином, сбрасывая бомбы, Фокин и так и сяк клял Гитлера:
— Москву тебе захотелось?.. Мы тебе покажем Москву…
Ну насколько дольше других пробыл Афанасий над логовом врага? На одну-две минуты. Но погода внезапно испортилась, и штурман Евгений Шевченко поежился.
