— Они вернулись, вернулись!
Летчики смотрели на приближающийся Кагул не так, как несколько дней назад. Все было другим. Своим, родным было теперь для них поле, казавшееся недавно пустым и безрадостным. И хутора эти не заброшены: там живут боевые друзья летчиков — инженеры, техники, мотористы, оружейники…
Бомбардировщики шли на посадку. Как на показательных полетах, точно у знака "Т", приземлился полковник Преображенскин. Зарулил в укрытие, требовательно, ревниво проследил, — как садятся остальные. Если бы это были учебные полеты, никто из пилотов не получил бы оценки выше тройки. Но командир знал, как устали его летчики, и сегодня не судил их строго.
У Преображенского гудели ноги, словно налитые свинцом. Пальцы дрожали. Воспаленным глазам все вокруг казалось нестерпимо ярким, хотя солнце еще не поднялось над горизонтом.
Летчики окружили своего командира. Полковник с гордостью и нежностью смотрел на боевых друзей. Он видел, что они устали так же, как и он. Вон Андрей Ефремов говорит, что спина болит, словно перебросал сотню тяжелых мешков. Говорит, а в глазах улыбка. Что ж, у балтийских летчиков действительно сегодня праздник. Ведь на всем фронте советские войска ведут ожесточенные оборонительные бои, а им посчастливилось сегодня провести наступательную операцию. И какую!
— Присесть, что ли?
Преображенский не сел — упал на выжженную солнцем, полную росы траву. Лег на спину, раскинул руки, вздохнул:
— Хорошо!
Закрыл глаза, и перед мысленным взором встал — мечущийся Берлин, во взрывах и пожарах, которые лучше всего скажут миру, что советская авиация не уничтожена, что она жива и еще покажет свою силу.
Подъехал на вездеходе Жаворонков. Командир полка поднялся.
— Товарищ генерал-лейтенант, задание выполнено. Вверенный мне полк бомбардировал Берлин.
— Поздравляю и благодарю, — сказал Жаворонков, обнял и расцеловал Преображенского и всех других участников рейда. — Сейчас доложу в Москву. Вы отдыхайте, разбор проведем позднее.
Подошел комиссар. Хотелось так много сказать вернувшимся друзьям, а сказал только, что завтрак ждет.
По дороге встретились три моториста:
— Разрешите обратиться.
— Слушаю.
— Вот рапорт…
"Просим послать нас в морскую пехоту, чтобы мы своими руками могли бить врага", — прочитал Преображенский. Поднял голову, посмотрел на парней.
— Во-первых, рапорт надо писать от себя лично, а не коллективно, медленно начал он…
Напоминание о порядке подачи рапортов потребовалось Преображенскому, чтобы выиграть время и за подчеркнутой строгостью скрыть свое волнение.
