Может показаться странным, но я вспомнила, что всегда помнила свое самое раннее детство — а вот более поздние годы проваливались. Я все еще помню чудовищную беспомощность первых месяцев детства. Вокруг шел бой, и я, откуда-то понимая, чем это угрожает, бешено хотела повзрослеть, впитывая в себя яростные схватки тэйвонту, в которых я была непосредственным участником, ибо была на груди то одного, то другого бойца. И мне часто попадало. Несколько раз я была ранена. Хотя бойца со мной обычно закрывали лучше, чем короля.
Почему-то мне казалось, что больше всего непонятные они хотят убить именно меня. Но, странно, я тогда воспринимала этот непрерывный бой, отчего-то начавшийся с самого моего рождения, как само собой разумеющееся. Это был мир, в который я пришла, и я не подвергала его сомнению. Тут дерутся всегда, дни и ночи напролет, дерутся в безумии схваток и смертей, значит, и я должна драться. Только с бешеной остротой и болью я, маленькая, ощущала свою неспособность сражаться вместе со всеми рука к руке и чувствовала себя обузой.
Только тэйвонту, йоги и их воспитанники помнят свое младенчество. Но я тоже помню. Я помню унизительное ощущение бессилия и яростное безумное желание овладеть всем. Я даже постоянно подражала окружающим на груди. Но и когда я осознала свое телесное бессилие, из моей души не вырвалось ни одной жалобы, ни одного плача и ни одного стона. Странный ребенок, я не плакала никогда. Я сама сцепляла рот. Израненная, я сжимала маленькие губы до тонких линий. Но я помню, что эмоциональная жизнь моя была особенно интенсивна в младенчестве.
Это был просто ураган любви и благодарности к взрослым. Любовь к матери захлестывала меня, когда она, суровая и усталая от боя, все же находила силы покормить меня, если удавалось хоть ненадолго оторваться. Я любила всю свою "семью", как ее понимала — два могучих бойца тэйвонту, беспрекословно подчинявшихся матери, и сама мать, такая хрупкая, суровая, презрительная и прекрасная для меня. Я яростно хотела быть такой как она. Хотела быть и когда она откидывала волосы, и когда хладнокровно убивала атакующих широкой полосой врагов, холодно встречая чудовищную лавину. Они встречали ее втроем. Всего трое. Четверо со мной. Мы все устали до смерти, кроме меня. Нас атаковали.
Лица тэйвонту были черные. Но мать была бодра и ободряла их, улыбаясь. Я чувствовала, как ей тяжело, ибо чуяла ее мысли, но она улыбалась. И во мне разгоралось бешенное, неудержимое желание быть такой, как она. И я навсегда стала такой, как она, в память о ней. Я запечатлевала в памяти каждое ее движение, повторяя их в уме до невозможности, параллельно с восприятием боя и не отрываясь глазами от обстановки. Я наслаждалась могучим духом хрупкой матери. Я даже привыкла голодать подолгу, ибо знала, что в бою мне все равно не дадут материнской груди.
