Может, из-за умирающего пламени в камине, движущихся теней в углах комнаты и над нашими головами, нервно сцепленных рук и дрожи в ее голосе, — но вдруг от нее ко мне передалось чувство чего-то зловещего. Было очень неприятно, что четырнадцатилетний мальчик знает о чем-то, боится чего-то, о чем мы, взрослые, даже не подозреваем. Единственное различие между невротическим и нормальным страхом кроется в причине, его вызывающей. Если причина, вызывающая страх у Джонни, была субъективной, то тогда он — невротик. Но если его страхи носили объективный характер, если он чувствовал реальную угрозу, исходившую от какого-то неизвестного источника, — тогда он — нормальный ребенок и нуждается в защите.
Эта идея не отличается новизной. Вновь я слышал внутри спокойный неодобрительный голос лорда Несса: «Здесь происходит что-то зловещее».
Но какое зло может грозить четырнадцатилетнему мальчику? Разве мог он нажить врагов в таком возрасте? Но даже если это и так, являются ли они почти наверняка членами его семьи? Кому еще есть дело до этого четырнадцатилетнего ребенка, чтобы ненавидеть его и постоянно ему угрожать?
Я украдкой бросил взгляд на сидящую рядом девушку. Оперев подбородок на руку, она по-прежнему всматривалась в огонь, а глаза ее были прикрыты длинными, легкими, как у Джонни, ресницами. Линия профиля от лба до подбородка была твердой, а цвет щек напоминал цвет спелого персика, — как у Джонни. Губы ее теперь были строгими, неулыбчивыми. Она была частью семейного круга Джонни, но я никак не мог ассоциировать с ней идею зла.
Да… предположение о том, что Джонни скорее жертва, чем агрессор, открывало новые горизонты…
Алиса вдруг сказала:
— Вы о чем-то думаете. О чем же?
Я попытался отмахнуться от ее вопроса.
— Так, ни о чем. Неважно.
— Прошу вас, мистер Данбар, скажите мне. — Бессознательно она сложила ладони вместе, и я увидел существующий с незапамятных времен жест, сопровождающий молитву: — Это может быть гораздо важнее, чем вы себе представляете. Вы же видите, все мы просто с ума сходим из-за Джонни. Что мы можем предпринять, чтобы удержать его дома, не позволить ему убегать? Только подумайте, если он убежит снова, то вас уже не будет рядом, — тогда кто же нам приведет его обратно? Предположим, он просто… исчезнет. Моя тетушка тут же умрет.
Сопротивляться этому умоляющему жесту было выше моих сил.
— Вы сами навели меня на мысль о том, что страх, испытываемый Джонни, может оказаться реальным, а не невротическим. Тогда я начал размышлять, чего же мальчик его возраста может бояться, какая ситуация может ему угрожать.
