Не принимают ранние стихи.
В них раздражают мелкие детали.
То слишком громки, то совсем тихи,
они еще поэзией не стали.
Их не заучит песенный герой.
Внимательно не перечтет прохожий.
В газетке мокнут под дождем порой,
всегда на чьи-то чересчур похожи.
Создатели непризнанных стихов!
Врачи. Киномеханики. Шоферы.
Вы лишь с собой до третьих петухов
о тайнах ритма затевали споры.
Слова сминали как в ладонях воск.
Шептали. Пели. Плакали. Рыдали.
Работою разгоряченный мозг
водою ледяною охлаждали.
И радовались найденной строке,
совсем по-детски выкинув коленце;
трофейным флагом комкая в руке
шершавое, как соты, полотенце.
Сгибала вас редакторская мощь.
Стихи щербаты были, как початок.
Преодолев сопротивленья морщь,
переболели корью опечаток.
Пусть нарочный вам гранок не носил
и не звонил приветливо издатель,
трудились вы, не экономя сил,
не делая рывков от даты к дате.
И птицей мысль рвалась из-под пера,
и песней оборачивалось слово,
и жизнь была воистину сестра,
весна листвою закипала снова.
Но чтобы громом потрясать сердца,
поверьте, мало, чтоб стихи издали,
жизнь, как спидометр, выжми до конца,
чтобы всерьез хоть в старость принимали.
А слава?. Все судить о ней лихи.
Яд и лекарство. Действенное средство.
И помещают ранние стихи
все чаще в рамочке "Из лит. наследства".
