Она искала Дана, чтобы поговорить, и не ошиблась: корел был на сеновале.
— Чего пришла? — бросил он. Гореслава заметила, что он починяет сбрую.
— Поговорить треба.
— Что ж, говори, — работу свою он в сторону не отложил.
— Ты сказывал, что три раза бежал.
— Было дело. А тебе-то что?
— Куда же ты бежал, в какую сторону?
— Посолонь. Мой-то дом — противосолонь, да туда по суху пути нет.
— Скоро ли тебя словили?
— В первый раз на второй день, во второй — на третий, а в третий целую седмицу ловили.
— А как они беглых ищут?
— Просто: садятся на коней с плетьми да копьями и гонят тебя, словно зверя. Иные убить готовы беглого холопа, а мне повезло: только плетьми бит был.
— А я так убегу, что не найдут. Знаю я в лесу местечко укромное, там и схоронюсь, пока искать будут.
— Ты это забудь, всё равно найдут. У Гаральда собаки золото под землёй отыщут, не то что девку, да у самого него глаза рысьи. Он волка раньше видит, чем зверь его.
— Всё равно убегу. Не найдут меня, лес спасёт. Дедушка-леший к своим милостив, а я ему всегда поклоны земные била да хлебушек на пенёчке оставляла. Много по лесу я гуляла, все тропки теперь знаю, даже кочки болотные от меня не таятся.
— Всё ли знаешь? Не хвастай понапрасну, Герсла, — послышался снизу голос Гаральда. — Ты забудь про побег, всё равно весной отпущу.
— Другому хозяину продадите?
— Нет, домой пойдёшь. Не удержишь птицу в силке, коли она в небо смотрит. С тобой больше убытку, чем прибыли. Весной Рыжебородый поплывёт в сторону Черена; на каком-нибудь берегу высажу. А теперь сходи с Эймундой: она одна по лесу идти боится. Ты же леса знаешь, — свей усмехнулся, — не заплутаешь.
Гореслава слезла с сеновала и сторонкой прошла мимо хозяина. Гаральд на неё даже не взглянул, подошёл к Гвену, копыта ему проверил.
Эймунда стояла у дверей с лыжами и двумя крепкими шестами.
— Твои — у ворот, — бросила она.
На лыжах свейка ходить умела, легко с шестом управлялась, но и Наумовна от неё не отставала. В родном печище она часто на лыжах бегала к Мудрёне Братиловне по глубокому снегу.
По Сигунвейну шли они проложенным санями путём, а потом пришлось самим путь прокладывать. Из сугроба в сугроб, от кочки до кочки. В лесу-то снега меньше было, чем в поле, поэтому и побежали быстрее. Вокруг ёлочки да сосенки росли, все в нарядных белых уборах, словно невесты. Любо дорого смотреть.
— Не хочу я к этому Велунду идти, — пробурчала Эймунда, остановившись на минутку у заснеженного пенёчка, на котором белочки — проказницы недавно пировали. — Страшно у него.
