— А старец этот, что свирель оживил, от куда в Черен пришёл?
— Не сказывал. Пришёл на наш двор к Всезване Первяковне. Вышла она к нему, а старец и протянул ей пряжку от мятла. Тут и Эльга стояла, как увидела её, так и запричитала вместе с матерью. Пряжка эта Свегальдова была.
— Да неужто спасся кто с того драккара?
— Видать, что так. Только ослеп он, да и хром на правую ногу. Где ж жил старец восемь зим?
— В селении одном, что от сюда недалече, — за сестру ответила Эльга. — Болел он тяжко, — вдруг она встрепенулась. — Тебя что, Всезнава с подружками возле двора встретила?
— Угу, — пробурчала Наумовна. Не хотелось ей о том говорить.
— Видишь, всё по-моему вышло, — зашептала Зарница. — Отдай ты Изяслава Всезнаве.
— Не я его, а он меня выбрал, не мне и решать.
— У нас в городе только одна счастливица была, которую девки не трогали: Весёнкой звалась. Гуляла она с одним кметем, крепко за него дралась, а потом ребёнка от него родила. С тех пор все на неё с завистью смотрели, первой невестой в Черене стала. Было это давно, когда я ещё девчонкой несмышлёной была.
— Приплыл бы с моря драккар, а нём — ярл молодой с хирдом али сам конунг, — мечтала вслух Эльга. — Уплыла бы я с ним в Страну Урманскую, о которой скальд пел.
— Чем тебе Черен не по нраву?
— Сама ж говорила, что по-урмански живу я. Отец мой — урманин, учил жить по своим законам. Хочу я родину его увидеть.
— Не тебе, красавица, на драккаре до зимы уплыть, — вдруг сказал слепой певец. — Но есть меж вами та, что неверно о своём счастье думает. Не то норны ей предрекли. Плыть ей на ворожьем корабле, да волю не потерять, думать об одном, а быть женой другого, кто лучше первого; быть ей первой средь жён в городе, что на море смотрит. И умрёт сто раз, но всё будет жива, ибо Богами любима.
— Кто ж она? — спросила Зарница.
— Придёт время, узнаете. А теперь помогите мне встать, отведите в тёплый дом и накормите. Закон гостеприимства всегда священен.
… Долго размышляла над словами старика Гореслава по дороге домой. Предсказание его баснь напоминало или сказания о Богах, которые рассказывал им слепой урманин, на лавке сидючи. И узнали они, о ком давеча Эльга говорила, и запомнился Наумовне из тех рассказов великий Один, именем которого клялись гости заморские.
Не заметила она, как с Изяславом столкнулась.
— Куда спешишь, славница? — спросил. — Не меня ли искала?
— Нет, домой шла.
— Будешь ли у градца вечером?
— Пришла бы, да одёжу хорошую замарать боюсь.
