— Ну конечно, скажу. Меня провожал Пожаров.
— А я это и сама знаю. Запомни, Женя, что твою маму провести очень трудно. Иди завтракать.
— Бегу. Только умоюсь.
В доме пахло жареными оладьями — это, конечно, тетя Наташа печет оладьи к завтраку. И когда она все это успевает?
Мать на веранде гремела посудой, накрывала на стол.
Елизавета Дмитриевна любила все делать быстро. Но она как-то не умела рассчитывать движений, и вещи, попадая в ее руки, охали, стонали, звенели, гремели… Тетя Наташа обычно только пожимала плечами:
— Этот человек вечно спешит, у этого человека всю жизнь через минуту поезд отходит!
В тот момент, когда Женя вышла на веранду, молочник, столкнувшись с чайником, звякнул и выплеснул немного молока на стол.
— Мама, дай-ка я, — сказала Женя, поспешно оттесняя мать от стола.
Елизавета Дмитриевна обиженно отошла.
— В этом доме меня все за маленькую считают…
Савелий Петрович пришел, когда стол уже был накрыт и ждали лишь его, чтобы подать самовар.
— Вся посуда цела? — осведомился он, садясь за стол. — Мой стакан, как вижу, еще существует на свете.
— Ну, уж и ты тоже, — отмахнулась Елизавета Дмитриевна, — как будто я каждый день твои стаканы бью.
— Не каждый день, конечно, а так, раз в неделю.
— Ну, пусть раз в неделю. Но ведь не каждый же день.
Женя смеялась, ей нравилось, когда отец и мать начинали препираться, словно маленькие дети.
— А сам-то — посмотри, нет, ты посмотри, Савелий! Ведь я только сегодня утром тебе рубашку дала, а на что она похожа? Вон к спине прилипла, мокрая совсем!
— А что ж поделаешь, если жарко?
— Да, жарко. Но кто же тебе велит мотаться чуть свет по полям, а?
— Советская власть велит. И кстати, не на полях был. На озере. У Веры Грамовой.
Елизавета Дмитриевна поджала губы.
— Опять у Веры?
— Женя! — с торжествующим смехом закричал Савелий Петрович. — Гляди-ка, мать ревнует!
— Какие глупости! — Елизавета Дмитриевна нервно подвинула чашку, и тотчас розетка для варенья слетела на пол и со звоном разлетелась на куски.
Савелий Петрович засмеялся еще громче.
— Тетя Наташа, скорей неси самовар, — закричала Женя, тоже смеясь, — уже посуда со стола летит!
— Несу, несу! — отозвалась тетя Наташа, появляясь с кипящим самоваром в руках. — Подождите чашки бить, напейтесь чаю сначала.
Тетя Наташа, невысокая, худощавая, с усилием приподняв и поставив самовар на стол, перевела дух:
— Что-то самовар этот все тяжелей да тяжелей становится.
— Это мы с тобой, Наталья Дмитриевна, все старше да старше становимся, — отозвался Савелий Петрович, принимаясь за оладьи. — У тебя самовар все тяжелей, а у меня горы все круче, дороги все длиннее. Так оно и идет.
