Князь Михайло Васильевич понимал: нельзя идти к Москве, оставив позади мятежный Псков. И он отписал игумену, что как дождется свеев, так и явится к псковичам, покарает стрельцов и чернь, присягнувших самозванцу.
На Покрову улетели последние журавли. Курлыча в высоком небе, они тянулись к югу, в далекие теплые края.
Тоскливо смотрел им вслед Андрейка. Припомнилось сиротское детство, как за краюшку хлеба потешал народ на торгу: босоногий, в изорванных портах, пел, пританцовывая:
И маманя Груня,
И папаня Груня…
Попался нищий паренек на глаза Болотникову, и тот пригрел его, одел, обул, отца родного заменил…
Мысленно перенесся Андрейка в осажденную Тулу. Враги вокруг города. Сколько их? Все царское воинство собралось! Но Тулу им бы взять, кабы не перекрыли Упу и не затопили город…
Вспомнилось, как провожал Андрейку с Тимошей Иван Исаевич, напутствовал, желал спасения…
Слезы застили глаза, но Андрейка не замечал этого… Нет Болотникова, жестокой казни подвергли его, ослепили и утопили в Онеге. Там, в Каргополе, поклялся Андрейка мстить всем, кто стоит за Шуйского. Потому и в Тушине оказался. Однако увидел Андрейка царя Димитрия и диву дался: рыжий, мрачный, с припухшими глазами, он ходил в окружении вельможных панов и казачьих атаманов. И еще приметил Андрейка шляхетское высокомерие, с каким они относились к русским, называли их холопами.
Андрейка как-то сказал Тимоше:
— Уйдем, Тимоша, в лес.
На что тот ответил:
— Не торопись, переждем зиму, а лес нас всегда примет…
Худо Марине в Тушине: ни почестей, ни богатства, каким одаривал ее первый Димитрий. Ей так и не известно имя второго мужа. Держит он Марину в тушинском дворце под строгим доглядом. Дворец — не кремлевские палаты, а так, хоромы просторные.
Груб и неказист ее новый Димитрий. Случалось, неделями не появлялся на половине жены, а когда приходил, то во хмелю и ни слова доброго, молчал, смотрел угрюмо. Но Марина терпела, надеясь: вступит в Москву — все окупится. А недавно почувствовала, матерью станет, — и не рада. Тайно отправила слезные письма: одно королю, другое папе, в Рим. Жаловалась она на свою судьбу, на обиды, какие ей чинят. Винила нунция Рангони, покинувшего ее в трудный час, а она так нуждалась в укреплении духа. Молила Марина Сигизмунда не оставлять ее без королевского внимания.
Писала Мнишек и вспоминала, как уговаривал ее епископ Рангони обвенчаться с Димитрием и обернуть его в веру латинскую… Мысленно увидела бал в королевском замке, данный Сигизмундом накануне ее отъезда в Московию… Музыка, веселье, завистливый шепот вельможных пани и заискивающие улыбки панов, обещания Сигизмунда и наставления о Смоленске и иных московских порубежных землях, какие должны отойти к Речи Посполитой…
