— Это ее щен. Красавец… Поймаем… Взять, Пират! Взять!
А снег снова повалил густыми мокрыми хлопьями, собаки заметно сбавили бег. Они проваливались в сугробах, кое-где ползли на брюхе, высунув языки, дышали тяжело, но азарт погони не покидал их.
— Вперед, собачки! Давай! Вот она! Не уйдешь… На трех ногах далеко не ускачешь… Сейчас попадешь под упряжку. Только бы вовремя затормозить нарту, а уж щенка-то я оттащу в сторону. Эх, красавец. Эх, бежит… Легко, свободно, старую не покидает, а мог бы уйти… Э-эх!!
Уже и нарта катится под гору, и снег бьет по лицу мелкой дробью, и ветер запел непонятную песню.
Но Кряжеву не до погоды. Он видит только старую овчарку и молодого красавца-щенка.
— Сейчас… Сейчас… — Он даже привстал в нарте. Еще метр, два…
А пурга уже скрыла даль, передвинула снега, сравняла землю с небом. Но остол в руках. Еще секунда и — стоп! Свалка…
— Взять! — кричит Кряжев и видит, как Динго прыгает в сторону. Молодой за ней…
Пират проскакивает мимо, но тут же круто разворачивается. Собаки сталкиваются, бороздят лапами снег и враз бегут в сторону, а нарта катится вперед по инерции.
— Обрыв! — Но уже поздно. Не воткнуть остол, не остановиться.
Рывок — и нарта переворачивается. Кряжев летит кувырком по крутому склону.
— Все. Приехали, — выбираясь из сугроба, отплевываясь, ворчит он. — Пират! Пират!
Тишина. Лишь катятся еще комья — обломки снежного козырька. Да где-то наверху свистит вьюга.
— Пират!!! Черта с два. Умчались и ружье привязанное увезли. Не сам вырастил, так не сам. Дикари остались дикарями. Проклятье! Здорово она подвела к обрыву. Дьявол, а не собака… Теперь из этой свистопляски не скоро выберешься…
А ночь трепыхалась, как подраненная птица, и холодный пух слепил глаза. Страх обуял Кряжева.
— Овраг-то могила. Надо выбираться, а то загнусь. — Он лез на четвереньках, карабкался вверх, сползал и снова поднимался.
— Еще немного. Еще чуть-чуть… Козырек… Его не перелезешь…
В отчаянии он боднул нависшую глыбу и тотчас покатился вниз, барахтаясь в снежной лавине. А когда очутился на дне оврага, вставать не хотелось.
— Хорошо, что не много намело. Завалило бы и — ищи-свищи… Передохну и опять полезу. Надо в этом же месте… Надо… Надо…
Он сидел не шевелясь: «Вот так и замерзают, засыпают навсегда». Он почувствовал, как слипаются тяжелые веки.
«Вставай! Вставай и вверх!» — приказал он себе и с трудом поднялся.
Когда он выбрался из оврага, сильный порыв ветра прижал его к ледяному насту.
