Желтоволосый опустил свою лошадь на четыре ноги и тряхнул лохмами.
— Вы! — Человек знал язык Горы, а дувший ему в спину ветер доносил каждое слово. — Подгорные карлики! С вами говорит Джеральд де Райнор, лорд Элгеллский, и говорит первый и последний раз! Бросьте оружие, выдайте тех, кто убивал и грабил, и я позволю вам убраться в ваши норы. Даю на размышление три дня и ни часом больше!
Белая лошадь вновь взвилась на дыбы, молотя в воздухе копытами, отскочила назад, развернулась и понеслась через поле. Дожидаться ответа Джеральд де Райнор не стал.
9
Дженни не могла оторвать глаз от приближающегося всадника, словно вылетевшего из волшебных снов и маминых песен. Вот таким он и был, эльфийский принц Эдельфлед, задержавшийся среди людей из любви к черноокой Доаде.
Джеральд де Райнор осадил коня, спрыгнул на землю и засмеялся, сверкнув белоснежными зубами.
— Моя леди, я ничего не напутал?
Его леди? Его?! Дженни вспыхнула, не зная, что отвечать, потом ее губы шевельнулись, и она услышала собственный голос:
— Милорд, вы сказали то, что нужно, и так, как нужно.
— Надеюсь. — Герцог посмотрел на девушку, и та утонула в изумрудных озерах. — Ведь недомерки скорее лают, чем говорят, а я все-таки не собака.
Не собака… Дженни не взялась бы сказать, кто этот рыцарь, на которого она с трудом осмеливалась поднять глаза, а потом не могла их отвести. Армия прозвала его Золотым Герцогом, и это имя ему шло. Джеральд де Райнор был сном, мечтой, утренней звездой. Других Дженни почти не замечала, даже милорда Лэнниона.
— Моя леди, — де Райнор изысканно поклонился, — нам пора. Вы позволите?
Дженни кивнула, разрешая подсадить себя на лошадь. Сильные руки подхватили ее, и девушка прикрыла глаза, молясь, чтобы это мгновенье длилось вечно. Позавчера она была трактирной судомойкой, сегодня судьба вознесла ее в седло первого рыцаря Олбарии, то есть не ее… У Дженни хватало ума понять, что, не будь встречи в Грэмтирском лесу, Золотой Герцог ее разве что пожалел бы мимоходом, как жалел всех жителей сожженных деревень. Дженни из Сент-Кэтрин-Мид была никем, но стала голосом мертвого короля. Это перед его волей и его умом склонились опытные воины, а Дженни не более чем губы, которые произносят чужие слова.
Когда война закончится, она станет сама собой и будет никому не нужна. Дженни оглянулась на Джеральда, и тот почувствовал взгляд.
— Чего желает моя леди?
Если б Дженни осмелилась, она бы сказала, что ее единственное желание — всю жизнь ехать с ним на одном коне среди шелестящих буков, но с Золотым Герцогом говорила не она, а Эдмунд Доаделлин.
