Словно гром, поразило девушку это письмо. Когда Вардо дошла до того места, где Дурмишхан сообщал о своей женитьбе, у нее потемнело в глазах; она опустилась на тахту, опершись на правую руку. Со склоненной головой, без кровинки в лице, Вардо была похожа на статую скорби. В эту минуту она была поистине прекрасна — так прекрасна, что даже княгиня невольно залюбовалась ею и поцеловала девушку в лоб.
— Вардо, что с тобой? Перекрестись, дитя мое! — в смущении восклицала княгиня, растирая ей виски и мочки ушей. — Эй, люди, кто там? Помогите!
На ее зов сбежались девушки; им удалось кое-как привести Вардо в чувство. Она открыла глаза и тяжко вздохнула.
— Перекрестись, Вардо, проси господа, чтобы он развеял твою печаль, — уговаривала ее княгиня; но Вардо не слышала ее увещаний: она горько плакала…
— Бедная Вардо! Выпьем за упокой ее души, друзья! На сегодня хватит!
— А кто не выпьет, тому штрафную чашу! — воскликнул один из нас.
— Да будет так!
— Пусть продолжает! — кричали другие.
— Что же еще? В тот же самый день люди видели, как Гулисварди о чем-то втихомолку разговаривала с одной известной гадалкой…
Через несколько минут, благодаря кахетинскому вину и стихам покойного Александра Чавчавадзе, [5] молодые люди забыли о Вардо и о том, что собирались выпить за упокой ее души. Молодежь не любит думать о смерти и отвергает все, что напоминает о ней.
На следующий день молодые люди, как было условлено, собрались снова. Едва только пришел Нико, все потребовали, чтобы он продолжал рассказ. Однако очередь была не за ним, и Нико отказался рассказывать. Выяснилось, что сменить его должен Сико Е. Тот не заставил себя долго просить, заломил шапку, уселся, поджав ноги, потребовал внимания и начал:
— Теперь, друзья, попрошу вас вернуться немного назад…
— Осади назад, братцы, осади! — крикнул Алекси П., который имел обыкновение все опровергать и всему противоречить, за что мы и прозвали его «ужасным философом».
— Если не ошибаюсь, — снова заговорил Сико, — Нико оставил Дурмишхана, возлюбленного нашей Вардо, уже за городом, где-то на большой дороге. Покинув Тбилиси, Дурмишхан… Впрочем, погодите… Сначала я сообщу вам его родословную…
— Ну и осадил, нечего сказать! — заметил Алекси.
— Перестань, Алекси, а то я не буду рассказывать!
— Алекси! Помни о штрафе. Штрафной рог у нас наготове! — закричали товарищи.
— Ладно, ладно! Что дальше?
— Дурмишхан происходил прежде всего, конечно, от Адама и Евы, затем от Ноя и не помню еще от кого и, наконец, как он сам поведал Вардо, от дворовой девушки князя Церетели, самому же князю приходился внуком. Мать Дурмишхаиа имела несчастье приглянуться восемнадцатилетнему сынку князя, в результате чего и появился на свет Дурмишхан, несколько походивший лицом на старого Церетели.
