Пришла пора поскучать за кульманом, у станка, кабинетным столом, учебниками, справочником по геологии, музыкальным инструментом, воровской фомкой, и так далее, далее, далее… — Он рассмеялся, ведь давно понял, и так, просто, плюсовал и добавлял скуку, зная, что она отступит на справочнике по геологии, вернее на нём начнётся увлечение, творчество, достижение, то — где уже работали собственные мозги, избегая стандарта.
— Но тогда какого чёрта я здесь лежу и рассуждаю? — Дима усмехнулся, не лицом… — носом, сморщив оный гармошкой, словно дембельский сапог, и пошкрябал заросший щетиной подбородок. — Бессмысленно всё, вот потому и лежу! Что творчество, что станок токарный, да хоть и деньгопечатный… всё бессмысленно и нздря, потому как вся эта мышиная возня порабощает хуже армии, семьи, денег! Фигня какая-то вокруг: человек просто не желает быть свободен, он жаждет рабства, он раб! — Дима подумал: — А не стоило бы записать, перечислить: почему, в чём, как, из-за чего человек — раб и хочет таковым жить?
Может, и стоило, но было лень, вообще было глупо что-либо делать, так как действие нарушало всю его свободорыщущую, но возлежащую на кровати, доктрину.
— Птицей, только птицей могу быть, жить и слыть! Никаких писанин, графоманских потреб, долой зависимость, пусть даже творческую. Творцов развелось, как богов у Гесиода в "Теогонии", хотя Платон и вещал:
"…Однако правы ли мы, говоря об одном небе, или вернее было бы говорить о многих, пожалуй, даже неисчислимо многих? Нет, оно одно, коль скоро оно создано в соответствии с первообразом. Ведь то, что объемлет все умопостигаемые живые существа, не допускает рядом с собою иного; в противном случае потребовалось бы еще одно существо, которое охватывало бы эти два и частями которого бы они оказались, и уже не их, но его, их вместившего, вернее было бы считать образцом для космоса. Итак, дабы произведение было подобно всесовершенному живому существу в его единственности, творящий не сотворил ни двух, ни бесчисленного множества космосов, лишь одно это единородное небо, возникши, пребывает и будет пребывать."
— Откуда я и это знаю? — ужаснулся Димка и со страхом устремил наклонный взгляд под комод, в тёмную пыль и хранящуюся меж двух кусочков картона мудрость. — Но ведь там про буддизм! При чём тут Гесиод, Платон? Демиург, ты где? Опять подкрался?
Тишина промолчала, как и должно, и Демиург тоже.
— Ну что ж и не надо, не очень-то хотелось мозги напрягать, вот возьму детектив, всем вам назло и буду читать! — рассердился он непонятно на кого, может на Демиурга; нет, он слишком мал для этого; на его бога — создателя — Платона!
