Дорога на Берлин | страница 30
Чех ведет их из конюшни через двор.
Мимо фургонов в дом.
Они подымаются по грязной парадной лестнице.
В бельэтаже на дверях надпись по-русски:
"ЗДЕСЬ ЖИВУТ АРТИСТКИ ШВЕЙЦАРЫ - НЕЙТРАЛЫ".
Слова "швейцары - нейтралы" трижды подчеркнуты.
Чех хочет постучать в дверь, но Слюсарев его останавливает.
- Что ж людей беспокоить? Да еще нейтральных! - усмехается он, показывая на надпись.
Они идут по лестнице дальше.
- Тут французы. Тут бельгийцы. Тут голландские артисты, - показывает чех на двери квартир.
- А братья-славяне где? - спрашивает Савка.
Чех усмехается.
Он остановился. Потом молча показал пальцем вниз и вверх.
- Где? - не понял Слюсарев.
- А-а! - догадался Савка. - В подвале и на чердаке.
- Ишь ты! - усмехнулся Слюсарев. - Значит, выходит, и в цирках Гитлер ввел "новый порядок". Высшая раса и низшая раса. Эх вы, Европа! Допустили! Ну покажи!..
Они подымаются на чердак.
Здесь актерское общежитие.
Нары в три этажа. Грязь. Керосиновая лампа. Примус. Огрызки еды на столе.
Навстречу подымаются с нар, выходят из углов артисты разных жанров. Дрессировщики и атлеты, клоуны и акробаты, жонглеры и канатоходцы, певицы и цирковые танцовщицы. Они одеты пестро, причудливо, своеобразно; и их национальность, и жанр, и возраст, и вкус - все отразилось в костюме.
Они восторженно встречают советских воинов.
Кричат.
Аплодируют.
Музыканты ударили в барабан.
Они искренни, все эти оскорбленные и униженные Гитлером люди, освобожденные сейчас Красной Армией.
Они впервые видят советских воинов.
Кончились страшные дни бомбежек, голодовки, немецкого произвола.
Они кричат об этом радостно и восторженно.
Ничего нельзя разобрать. Только отдельные слова: "Красная Армия", "Спасибо", "Ура", "Славяне"...
Оглушенные и смущенные стоят Савка и Слюсарев.
На шум вдруг приходят французы.
Они все с красными галстуками. Выстраиваются в дверях, подымают кулаки, кричат: "Рот Фронт! Виват!" - и бросаются к русским.
Мадмуазель Жоржетта, хорошенькая танцовщица, целует Слюсарева.
Французы ставят на стол три бутылки бордо.
Наливают вино в стаканы.
Один из них, пламенный брюнет, произносит речь.
Ее не понимают присутствующие, но слова "Россия", "Совета" понятны всем - и "Виват! Ура! Хвала! Слава!" покрывают слова оратора.
Слюсарев смущенно говорит Савке:
- Ой, зазнаемся мы с тобой, парень! Лопнем от гордости. Гляди, как встречают!
Вдруг смолкают крики. И Слюсарев понимает, что теперь он должен сказать спич.