Дорога на Берлин | страница 29
- Это французский флаг, - говорит Савка. - А этот... это я знаю. Это югославский.
- А это ж какой будет, вон над трубой?
- Черт его знает! Может, бельгийский.
- Что ж они так разукрасились, а? - Слюсарев подозрительно смотрит на дом и качает головой. - Эй, Савка! Этот дом обследовать надо. Может, тут вся дипломатия живет. Поджигатели войны. - И, вскинув за плечо винтовку, решительно говорит: - А ну идем!
Они входят во двор.
Здесь стоят какие-то странные крытые фургоны.
Они разноцветные, яркие; их полированные бока почти сплошь заклеены рекламами и афишами.
Они стоят один за другим, как поезд.
Людей вокруг них нет.
Савка и Слюсарев медленно идут по двору.
Вдруг доносится до них странный рев.
Они прислушиваются.
Это... да это рычит лев.
Лев в Ландсберге?
Но лев рычит, в этом не приходится сомневаться.
К его реву вдруг присоединяется завывание гиен, крики обезьян, какое-то кудахтанье...
Савка бледнеет.
Слюсарев смеется.
- А ну взойдем! - говорит он и решительно направляется к большому сараю, откуда и доносится рев.
Савка идет за ним.
Они входят в длинное каменное здание, похожее на конюшню.
Их обдает запахом зверья.
Тоскливо подняв хобот, стоит слон.
Мечется в клетке лев.
Визжат гиены.
Лежат пони. Голодные глаза их полны слез.
Вцепились в прутья клеток обезьяны.
Людей вокруг нет.
Слон вдруг поднял хобот совсем высоко и протяжно затрубил.
- Да они же голодные! - догадался Слюсарев. Скинул мешок, порылся в нем, вытащил буханку хлеба.
И тогда из полусумрака конюшни выступил человек. Он в грязной униформе, тощий, беспокойный, с обвислыми, унылыми усами. Жадными глазами смотрит он на хлеб, но молчит.
Посмотрел на него и Слюсарев.
Ничего не сказал.
Разломил буханку надвое.
Протянул человеку хлеб.
Вторую половину отдал слону.
И человек и слон жадно схватили хлеб.
Едят.
Слюсарев смотрит.
А человек с обвислыми усами, откусив хлеб, говорит:
- Спасибо.
- А! Понимаешь по-русски?
- Не.
- Ты кто?
- Чех.
- А это цирк?
- Так есть.
А Савка все разглядывает зверей.
- Гляди, Иван! - говорит Савка, показывая на гиену. - Ну до чего ж похожа на Геббельса... чисто Геббельс!
- А ты Геббельса видел? - усмехается Слюсарев.
- А вот поймаем в Берлине, в клетку посадим, поглядим...
Гиена воет пронзительно и злобно.
Слюсарев продолжает разговор с чехом:
- А люди тут есть?
- Есть.
- Какие же люди?
- Артистки. Французы, немцы, швейцарцы, бельгийцы, югославы, чехи, болгары, поляки...
- Полный интернационал, словом? Ну-ну! Ну веди, покажи!