Большая вода | страница 18



и что на свете делается, и какие караваны идут, и где нынче лед. По целым часам сидит он подле репродуктора, окутанный облаками табачного дыма, подолгу простаивает у карты, на которой флажками расцвечены пути кораблей. Расспрашивает синоптиков, радистов, моряков с зимующего лихтера. С ним люди разговаривают охотно, он умеет и спросить, и послушать, и свое слово вставить. Он ничего не записывает, - такой моды у него нет, он и не знает, что можно новости записывать, но что он услышал и понял, то запомнил прочно. Кок говорит, что дядя Терень совсем "нафарширован новостями", - а старику все кажется, что узнал он мало.

Однако засиживаться на Диксоне нельзя. Весна торопит:

ныне она ранняя. Она уже во всей красе: дожди и туманы.

Это и есть полярная весна. Дядя Терень озабоченно прикидывает в уме сроки: обратный путь будет во много раз трудней.

- Летуй с нами, дядя Терень, - предлагают радисты.

- Мне, мил человек, летовать здесь никак нельзя, - отвечает он. - Меня люди ждут.

Однако и уходить никак невозможно. Вот уж со всех концов получены ответы на телеграммы, только от бабенки Арсения все нет и нет.

- Экая бабенка, какая непутевая, - злится дядя Терень, но не уходит с острова, ждет: как без радиограммы к Арсению явишься?

Тоскливо глядит он, как тает под дождем лед на бухте, - он весь уж в дырочках, точно сыр. Почернел и съежился снег на северных скатах гор. А ответа от бабенки все нет. Пролетел над островом первый косяк гусей, это уж гусь самостоятельный, - а ответа нет. Все сроки вышли, нет и нет ответа. Радисты решили подсобить дяде Терешо в беде.

- Мы ее к телефону вызовем. Врет, явится.

И точно - на другой день дядю Тереня вызвали на рацию.

Он очутился перед микрофоном и услышал женский голос:

- Алло! Я слушаю...

Старик даже растерялся. Ведь это что, ведь это из Москвы голос... Ведь это он сейчас скажет, а в Москве услышат. Тут зряшное слово сказать нельзя, тут весь мир тебя слышит.

- Алло! - нетерпеливо зазвенел в ухе женский голос. - Ну, что же вы не отвечаете?

"Капризная дамочка", - подумал дядя Терень и вдруг рассердился: экая баба! Еще кричит. Лед вот-вот тронется, а тут все сиди, ее листика дожидайся.

- Я мужу вашему сосед... - сказал он в микрофон, не уверенный, что слова его услышат.

- Ах, сосед! Очень, очень рада. Ну, что он, как бедненький мой? Ах, знаете...

- А то, что нехорошо вы делаете, милая дамочка. Нехорошо, - сказал дядя Терень в микрофон и даже головой покачал. - Я тебе это по-стариковски скажу, попросту. Кабы ты дочка моя была али сноха, я б... - и тут диктор дернул его за рукав, и он остановился. - Ну, то-то, - проворчал он.