Дело полковника Петрова | страница 17



Поэтому, когда пятью месяцами позднее я прочитал в прессе о том, что студенты-медики освобождаются от армейской службы для того, чтобы они могли продолжать свои занятия, я написал заявление в университет в Сиднее с просьбой о зачислении. Ответ был положительным, и мой уровень знаний определили соответствующим третьему году обучения. Подготовив все необходимые документы, я обратился в военное ведомство и попросил освобождения от службы и направления на учебу. Через несколько недель я был уже в гражданской одежде.

Глава четвертая

В апреле 1943 года я начал посещать занятия в университете, но не мог слушать курс лекций из-за языковых трудностей. Вся лексика, которую я освоил в армии, в университете находила небольшое применение, за исключением разговоров с моими товарищами-студентами. В это время мне посчастливилось встретить и завязать тесные дружеские отношения с Фергюсом Брауном, замечательным человеком, который в возрасте сорока двух лет решился получить медицинское образование. Фергюс многое повидал и сделал, и был именно тем человеком, который был мне нужен в качестве проводника и наставника в незнакомой для меня стране.

Учеба на медицинском факультете самого Фергюса прервалась в начале двадцатых годов, когда он был вынужден по материальным соображениям взяться за работу ассистента врача на архипелаге Папуа. Он провел там семь лет, оказывая медицинскую помощь местным жителям. Когда началась война, он вступил в армию, а затем получил освобождение от службы для продолжения учебы. Как и я, он оказался на третьем курсе. Мы оба находились в трудном финансовом положении, пытаясь свести концы с концами и прожить на скудную правительственную субсидию, выделяемую на переселенцев. Но общие трудности только ещё больше сблизили нас.

Ферг был высокий и худощавый, почти лысый, с короткими рыжеватыми усами. Его голубые глаза были невероятно выразительны и обычно они смотрели на людей с интересом и доверием. Он был знаком с сотнями людей различного общественного положения, и именно благодаря дружбе с ним я смог увидеть, так сказать, поперечный срез австралийского общества. Но, что мне нравилось больше всего в Фергюсе, так это его терпимость и доброжелательное отношение к товарищам. Подобно многим австралийцам, которые какое-то время прожили на островах, в нем глубоко укоренился индивидуализм и в то же время неприязнь к субординации и регламентации. В этом у нас с ним было много общего.