Дело полковника Петрова | страница 14



Через несколько недель случился приятный сюрприз. Я обнаружил свою фамилию в списке тех, кому было разрешено покинуть Советский Союз. На оставшиеся у меня после оплаты билетов деньги я купил бриллиант и спрятал его в тюбике с зубной пастой, и 28 февраля 1941 года в Вильно я сел на транссибирский поезд. С тяжелым сердцем прощался я с матерью, братом и двумя моими близкими друзьями. Будущее рисовалось мучительно неопределенным, я оставлял тех единственных людей, которых любил, не зная, когда увижу их снова, если это вообще удастся. Печальная перспектива.

Поезд прибыл в Москву через сутки и некоторое время стоял там. Шел сильный снег, но я пошел пройтись по городу, и был сразу же поражен контрастом между массивностью и представительностью общественных зданий и трущобным видом и перенаселенностью жилых районов.

Картина бесшумно движущихся людей на фоне огромных тяжелых зданий угнетающе действовала на меня. Казалось, что эти более чем скромно одетые прохожие не принадлежали этому величественному городу, и что им до него нет дела, настолько они были поглощены своими личными заботами. Общее безмолвие усугублялось видом крупных хлопьев снега, падающих на и без того сильно заснеженные тротуары. Общая атмосфера выражала апатию и безнадежность. Я чувствовал, что каков бы ни был конфликт между человеком и государством, пострадавшей стороной здесь был человек.

В ходе дальнейшей поездки мы проследовали через Омск, Томск, Новосибирск, а также другие крупные промышленные города вдоль маньчжурской границы. Через десять дней после посадки в поезд, и очень устав от поездки, мы добрались, наконец, до Владивостока. Здесь я столкнулся со значительными препонами со стороны чиновников как советских, так и японских консульств, но, в конце концов, где блефом, а где напором мне удалось получить визу в Японию.

Мое пребывание в Японии прошло без приключений. Я продал бриллиант, который достал из наполовину использованного тюбика с зубной пастой, и жил на вырученные от его продажи средства. После России японский народ казался мне похожим на марионеток из пьесы в кукольном театре. Все выглядело миниатюрным, красочным, чистым и изящным. Это было ярким контрастом по сравнению с Сибирью. Однако ограничения на передвижения были весьма строгие, и питания едва хватало. Несмотря на общую экзотическую атмосферу и грациозность гейш, я с радостью узнал в польском посольстве в Токио, что теперь могу ехать дальше в Австралию.