— Меня не интересует, о чем ты думаешь! — чуть громче прошипел он.
— Я капюшон на самые глаза надвинула, как ты гово-рил. Да он и не смотрел на меня, ворчал всю дорогу на плохую погоду, на бандитскую пулю, которая у него в го-лове застряла, в такую сырую погоду ржавеет и вызывает сильную изжогу в левом ухе.*
— Что еще?
— На отсутствие нормальных клиентов сетовал.
— Ты ему показалась ненормальной?
— Как и всем, — не поняла намека дама.
— Еще что говорил?
— Полицейского ругал.
— За что?
— Штраф ему выписали, у машины один глаз синяком заплыл.
— Одна фара не горит, — перевел мужчина.
— Я думаю, — начала было дама, но осеклась, — ему не до меня было.
— Дай Бог.
Впереди ярко горели огни ресторана "Голубятня ста-рика". У входа несколько туристов громко разговаривали, дожидаясь свободного столика, курили и страшно матери-лись по-иностранному, но с большим чувством.
Мужчина, дабы не ввязываться в историю, перешел на противоположную сторону улицы, дама засеменила за ним. Она больше не оправдывалась и могла усмирить ды-хание.
Свернули на улочку Буонасье, совсем узенькую, без единого фонаря. В темноте дама наступила на ногу своему попутчику, споткнулась и выронила корзину.
— Тихо ты! — и еще два непереводимых слова вдогонку.
— Тяжесть какая. Может, понесешь?
— Кто говорил, что своя ноша не тянет?
— Это когда что полезное украдешь.
— Вот и крала бы полезное.
— Извини, какое было, — съехидничала дама, справедли-во полагая, что в такой темноте получить прицельный удар по зубам у нее немного шансов. Но на всякий случай ре-шила держаться подальше.
На счастье знаменитая улочка была короткой и быстро кончилась.
Блуждающая пара, сделав ощутимый крюк, вновь ока-залась на улице Могильщиков, только в верхней ее части, известной всему разгульному Парижу специфическими увеселительными заведениями, о чем, судя по дальнейше-му разговору, наши герои даже не догадывались.
— Смотри, какие дома красивые! — прошептала дама, запрокидывая голову. Ее шляпка, похожая на лопух, при-крывший кучку чего-то, сползла на затылок. — Наверное, богатые люди живут.
— Да уж не бедные, — согласился мужчина. — Ну что? Здесь?
— Ага, — словом, с головой выдающим национальную принадлежность, сказала дама. — Не носиться же с ним по всему Парижу. Я руки оттянула, тяжелый как гиря.
Пара остановилась возле крылечка о четырех ступенях, обрамленного кованой оградой.
— Записку пиши по-французски, — велел мужчина.
— А как же! — ответила дама и в неярком свете, падаю-щем от лампы над тяжеловесной дверью, вывела на от-крытке с портретом лысого мужика в черном костюме-тройке, понятные любому французу слова.
