«Познакомился с девушкой в поезде. Восхитительные голые загорелые ноги и золотистые сандалии. Неистовое юношеское желание и любовный порыв такой силы, какой никогда прежде не знал. Арманда Шамар. La particule aurait juré avec la dernière syllabe de mon prénom[6]. Кажется, y Байрона слово chamar употреблено в значении „павлиний веер“ при описании пышного восточного двора. Очаровательно-изысканна и при этом божественно наивна. Шале над Виттом построено отцом. Если будете в наших широтах… Интересовалась, люблю ли я свою работу. Мою работу! „Спроси меня, красавица, — чуть не сказал я, — что я могу делать, а не что я делаю. Нестерпимая красота погребения закатного солнца сквозь полупрозрачную черную шторку. Я могу выучить наизусть целую страницу справочника за две минуты, но не способен запомнить свой телефонный номер. Могу сочинить стихотворную строфу, такую же странную и неожиданную, как ты, такую, какими будут стихи лет через триста, так и не опубликовав ни одной строчки, кроме юношеского вздора, написанного в университете. На теннисных кортах в отцовской школе я научился беспроигрышно отражать сокрушительную подачу — особым образом подрезать мяч, но меня не хватает и на одну игру. С помощью туши и акварели я могу нарисовать озеро головокружительной прозрачности со всеми райскими горами, отраженными в нем, но не могу изобразить лодку, мост или человеческую панику в объятых пламенем окнах виллы, на манер Плама. Преподавал французский в американских школах, но так и не избавился от канадского акцента своей матери, хотя и отчетливо его слышу, произнося французские слова. Ouvre ta robe, Déjanire[7], чтобы мог я взойти на костер. Могу на фут оторваться от земли и продержаться так десять секунд, но не умею забраться на яблоню. Доктор философии, я не говорю по-немецки. Влюбился в тебя, но не пошевелю и пальцем. Короче говоря, я стопроцентный гений“. По совпадению, достойному того, другого, гения, с которым предстоит мне встреча, его падчерица подарила ей ту книгу, что читала сама. Джулия Мур, возможно, забыла, что переспала со мной несколько лет назад. Мать и дочь, заядлые путешественницы, побывавшие и на Кубе, и в Китае, и в других унылых, примитивных краях, отзываются критически, но нежно о многочисленных диковинных, но обворожительных людях, с которыми подружились там. Parlez-moi de son[8] отчиме. Он не très fasciste?[9] Не могла понять, почему я назвал левацкие убеждения мистера R. расхожей буржуазной модой. Mais au contraire
