— Эту картину Ренуар писал три года, — справившись с волнением, произнес он. — Он создал ее после поездки в Италию, что явилось причиной изменения его манеры письма. Писсарро плохо принял эту картину, но он был единственным, кто так о ней отозвался, — улыбнулся следователь, разглядывая беспечных нежных обнаженных женщин на картине. — Ренуар изучал Энгра во время написания этого полотна, и поэтому влияние французского классициста здесь также заметно.
— О, да вы — знаток живописи, — оценила она, и сердце следователя приятно екнуло, ухнуло и покатилось куда-то вниз. Стараясь отвлечься от ее нежной шеи и золотистого за-витка на ней, он быстро продолжил:
— У Ренуара есть серия о купальщицах, там и «Купальщица, вытирающая ноги», и знаменитые «Купальщицы», которые он написал незадолго до смерти. Представляете, Анжела, у художника был артрит, и держать кисти стало невозможно. Он привязывал кисть к руке, чтобы работать! Но это никак не повлияло ни на чувство цвета, ни на мастерство художника, — мягко закончил он, вглядываясь в картину.
— Откуда вы все это знаете? — удивилась она, повернувшись к нему анфас.
Нежный овал тонкого лица, чуть миндалевидные глаза, пухлые губы, четко очерченные, безукоризненный подбородок, шея, про которую говорят — лебединая…
Ему не хотелось говорить, что перед тем, как стать милиционером, он учился в художественной школе. Ему казалось, что она разочаруется в нем, если узнает об этом. И поэтому он продолжил бормотать, словно отвечая на уроке:
— Пьер Огюст Ренуар — один из основоположников импрессионизма. В то время это направление было новаторским… Ренуар родился в Лиможе и работал в мастерской, расписывая фарфор, еще будучи подростком…
Она посмотрела на него чуть удивленно и слегка улыбнулась одними кончиками совершенных губ, словно понимала, что с ним творится.
Куропаткин почувствовал, что задыхается, ему не хватало воздуха рядом с ней.
— Давайте выйдем на крыльцо, здесь душно, — пробормотал он и ринулся к выходу.
Зачем он пошел с ней сюда? Зачем вообще пригласил ее, зачем познакомился? Она была для него запретным плодом, она манила и провоцировала, и он, как последний мазохист, должен был сдерживать естественные стремления, ежеминутно напоминая себе, что нельзя. Что она недосягаема и должна остаться таковой.
Для чего же он, словно галантный кавалер, потащил ее в галерею? Чего он хочет этим добиться?
Куропаткин и сам не знал, зачем он это делает. Он чувствовал, что в присутствии этой женщины все его условные рефлексы обостряются, натягиваются как струны. И раз уж он ее увидел, то отпустить не может. Пока не может. Пока не возьмет себя в руки, пока не придет в себя, пока не успокоится. Он должен привыкнуть к ней, чтобы она перестала казаться ему чудом света. И только тогда он сможет расстаться с ней безболезненно. Но сейчас еще он не готов.
