— Янис? Янис сказал тебе все это? — подскочил Алексеус.
— Да, Янис!
— Когда... когда он это говорил?
— В то утро... в то утро, когда я потеряла сознание.
Лицо Алексеуса потемнело. Значит, в то утро он любовался парусом, когда Янис уже излил свой убийственный яд...
А Кэрри продолжала:
— Он мне объяснил, зачем я тебе понадобилась! И заодно рассказал все про твою мерзкую, ужасную семью.
— Боже, да слова Яниса не стоят того воздуха, который он вдыхает. Как ты можешь воспринимать это всерьез?
— Он сказал правду! Я позволила тебе подобрать меня на улице и в ту же ночь оказалась в твоей постели! Позволила тебе дарить мне дорогие платья, останавливалась с тобой в шикарных отелях. И я носила драгоценности. Я именно то, чем назвал меня твой брат! Я тупая, безмозглая шлюха, девочка для эскорт-услуг, годная лишь на то, чтобы сопровождать тебя на приемы, и ни для чего больше. Я настолько тупа и безмозгла, что считала романтичным и захватывающим то, что было пошло и вульгарно. И секс с тобой — лишь плата за изысканную одежду, за яхты и шампанское, за полеты в первом классе и на частном вертолете, и...
Алексеус в ужасе замахал руками, отрицая все, что изливалось из нее:
— Все совсем не так! — В его голосе слышался гнев и возмущение.
— Нет, именно так! — закричала она. — Я всегда знала, что не подхожу для общения с людьми твоего круга. Ничего не знаю об искусстве, политике, театре, литературе, опере. У меня не слишком хорошая речь, я не владею иностранными языками. Но я никогда не думала, что ты видишь во мне только проститутку. И это лишь доказывает мою абсолютную тупость.
Алексеус с трудом перевел дыхание. Как будто лезвие в легких... Как-то, как-нибудь, он должен... должен...
Что? Что он должен — или может — сделать? Холод пополз по позвоночнику. Мир взорвался ему в лицо.
Он отчаянно старался найти нужные слова.
— Кэрри, я никогда не думал о тебе так. Никогда! Ты должна мне поверить. Должна! Да, признаю, я действительно полагал, что сумею убедить мать не сватать меня, если появлюсь с тобой у нее на обеде. Но я думал... — Алексеус понял, что не может смотреть ей в глаза. — Я думал, ты не заметишь... э...э... тайного смысла. Думал, ты никогда больше не увидишь этих людей, и какая разница, что они о тебе думают!
Некоторое время Кэрри молчала, затем с ледяным спокойствием спросила:
— И неважно, что ты думал обо мне, не так ли? Или неважно, что я такое. Ведь я была именно тем, чего ты хотел. Хорошенькое, впечатлительное, страстное, глупенькое существо, с готовностью откликающееся на твои ласки?
