На глазах у Павла выступили слёзы, рука сама опустилась, не дослушав сообщение.
После похорон отец просил сына вернуться домой. Паша пообещал, что обязательно это сделает, но чуть позже. Сейчас он никак не может, что есть очень важные дела, но он вернётся. Обязательно. Смерть близкого, родного человека – это уж слишком! С Сергеём всё понятно. Один нападал, другой защищался. Но мама… Этого Паша простить уже никак не мог. Он не помнил, как добрался домой после поминок. Воспоминания всплывали кусками, одно захлёстывало другое. Разобраться в этой каше было очень тяжело. Но одна мысль была четкой и твёрдой, как гранит. Мама умерла из-за него. Если бы он не начал играть в эту игру, ничего бы не случилось. И когда дьявол зашел попить чаю, сдаваться уже было поздно. Это ничего бы не изменило. Всё уже было предрешено. Выбор был сделан раньше. Гораздо раньше. Но значит, он все же был. Был выбор, и Паша его сделал. Сейчас отступать было бессмысленно. Точка возврата осталась далеко позади.
Почти неделю Паша не выходил из дома. Очень мало ел и, слава Богу, не начал пить. Небритый и помятый, Васильков сейчас стоял на кухне, опершись локтём о край оконного проёма и головой прижимал к нему руку. На плите кипел чайник. Мощная струя пара била из носика, крышка подпрыгивала и дребезжала. Вода уже не то что бы кипела, она клокотала, как в жерле вулкана. «Двенадцать часов ноль-ноль минут», – объявило радио. День стоял солнечный, но холодный. Солнце светило ярко, а грело слабо. Небо было ослепительно голубым, без единого облачка. Листьев на деревьях осталось немного. Большинство из них уже лежало в низу, собранные заботливой рукой дворника в невысокие кучи. Во дворе играли дети. Они весело кувыркались в листве и с криком её подкидывали вверх. Эти маленькие человечки, в ярких курточках и вязаных шапочках, даже развеселили Павла. Один карапуз зашел в лужу, его мучил очень важный вопрос: глубже лужа или выше его сапоги? Паша жил на втором этаже, поэтому ему было хорошо видно всё происходящее. Малыш дошел до глубины, равной его сапогам и остановился. Сияющий от радости, он оторвал глаза от ватерлинии и посмотрел на маму. Мама не обращала на сына никакого внимания. Она читала книгу (сто против рубля, что любовный роман) и была с головой погружена в события, происходящие на бумаге. И вот малыш медленно начал ногой движение в сторону глубины. На мгновенье вода зависла над краем сапога, казалось, что она вязкая, как сгущенное молоко. Но нога малыша дрогнула, и вода хлынула вниз. Ребёнок весело взвизгнул и направился на сушу. Мамаша, наконец, оторвалась от мечтаний, отложила книгу и большими шагами направилась к сыну. Мальчишка был доволен и горд своим подвигом и, признаться, не понял, за что ему нашлёпали по попке. Всхлипывающего, но ни за что не заплакавшего, его повели домой, словно в тюрьму. Паша вновь обратил внимание на чайник. Воды в нём осталось меньше половины. Движением, доведённым до автоматизма, он снял чайник с плиты, налил кипяток в большую кружку, всыпал две чайные ложки чая. Паша всегда пил чай крепкий и без сахара. – Так! – сказал Васильков, отхлебнув из кружки огненно горячей смеси. – Пора хоть раз подумать спокойно и серьёзно. В происходящем он давно разобрался. А вот что делать дальше? Маму с Сергеем уже не вернешь. Хм. Скрипка. Надо же, так легко купиться на конфетку. Лена… А может, как с Сергеем? Всё таилось не так уж и глубоко, был нужен лишь толчок… Вера… Надежда… Любовь… Воскресить или убить… Воскресить, значит, можно… Хорошо. Только не сейчас… Когда всё закончится… Дядя Тимофей…
