Отмена приговора с предрешающими исход дела указаниями и слухи о коренном переломе вселяли надежду и на то, что мне удастся добиться пересмотра дела Герцеля. Из материалов отцовского дела явствовало, что Герцеля обвиняли примерно в том же, что и отца. А в этот период – в 1939 году – сионизм еще не относился к категории "опасных и тяжких" преступлений.
Сейчас мне необходимо было подумать о работе, чтобы поддержать оставшихся в Тбилиси близких людей. Теперь мне можно было без опасений вернуться к профессиональной деятельности, и я решила поступать в Ленинградскую областную коллегию адвокатов. Оказалось, что это очень сложно – прием адвокатов в Ленинградскую городскую коллегию был давно закрыт. Вновь принятых направляли в какую-нибудь далекую глушь Ленинградской области, а для меня, в моем положении, это было абсолютно неприемлемо. И тут на помощь пришли Брауде и Комодов. Им удалось убедить председателя Президиума Ленинградской областной коллегии Козлова сделать для меня исключение, на том основании, что я якобы нуждаюсь в руководстве опытного адвоката для перестройки с грузинского законодательства на российское. Хотя, по существу, между законодательством РСФСР и других союзных республик, за исключением языка и нумерации статей, никакой разницы нет. Козлов, считавшийся с авторитетом Комодова и Брауде, поставил вопрос на президиуме. Члены президиума, в большинстве евреи, не возражали против принятия еврейской девушки из Грузии, которая попала в Ленинград в связи с замужеством. Меня направили в Центральную коллегию на Невском проспекте. Ведущим криминалистом там считался старый, опытный адвокат Николай Успенский, который по просьбе старых друзей – Комодова и Брауде с готовностью взял надо мной шефство.
В моей коллегии 90 процентов адвокатов – евреи. Большинство из них – старые дореволюционные адвокаты. Из молодых своим дарованием и эрудицией выделяется адвокат Я. С. Киселев. Мой шеф, Н. Успенский, прославленный еще в дореволюционной России, и теперь один из самых популярных адвокатов в Ленинграде. Он с исключительным тактом и вниманием относится ко мне. В то время ленинградская адвокатура в своей общей массе разительно отличалась от московской – интеллигентностью, высокой культурой и выдержкой.
Хотя и считалось, что буря утихла, но кругом все замкнуты, насторожены и избегают разговоров о политических арестах. Подавляющая масса дел, поступающих в коллегию, распределяется заведующим между адвокатами в зависимости от специальностей. В отличие от Тбилиси, сюда редко поступают персональные требования на адвокатов. Поэтому все адвокаты нагружены более или менее одинаково. Также в отличие от Тбилиси, здесь нет такого множества шумных и громких дел. В основном поступают мелкие гражданские, трудовые дела; уголовные же дела относятся большей частью к категории частного обвинения (оскорбления, побои, соседские ссоры и т. д.); эти дела, порой сложные, всегда неинтересны.
