Вдруг поднялся какой-то шум. Я очнулась и вижу перед собой Кудрявцева. Окружающие меня обнимают и целуют.
– Постановлением Судебной коллегии по уголовным делам Верховного суда СССР приговор Верховного суда Грузинской ССР от 2 апреля 1939 года отменен, и дело направлено на дополнительное расследование…
– Вот теперь мы можем избавиться от вас! – уже смеясь, говорит он.
– Нет еще!
– Что еще?
– Отправить "молнию" начальнику тюрьмы в Тбилиси, чтобы отца немедленно перевели из камеры смертников.
– Это верно, – говорит Кудрявцев и тотчас отдает распоряжение.
Рабочий день кончился, но задерживают машинистку, курьера… Телеграмма отпечатана, курьер направился на почту.
Я звоню Мееру. Там раздаются крики радости.
Потом вслед за курьером направляюсь на улицу Горького на Главный телеграф и даю маме "молнию".
Получив квитанцию, я вдруг почувствовала, как у меня задрожали руки, колени. Не могу двинуться. С трудом преодолеваю непонятную слабость, охватившую меня, выхожу на улицу, беру такси и еду домой.
Последнее усилие – и я в комнате. Меер обнимает меня. Кто-то плачет, кто-то смеется, а я – куда-то проваливаюсь…
– Уложите ее спать, – издалека доносится голос Доци.
Когда я проснулась, у изголовья сидел свежевыбритый Меер.
– Ну и выспалась ты! -Сколько я спала? – спрашиваю. -Ровно двое суток, – ответил Меер.
Когда я встала, оказалось, что у меня все лицо и тело покрыты коричневыми пятнами.
– Слава Богу, это очень хорошо, – сказал наш приятель-врач.
Домой в Ленинград я вернулась лишь после того, как Брауде получил возможность ознакомиться с протестом Голякова и определением судебной коллегии Верховного суда СССР. По словам Брауде, как протест, так и определение почти полностью соглашались с основными доводами его жалобы по части обвинения отца, а что касается Хаима, то о нем в определении имелась лишь одна фраза: "конкретно укажите, в чем обвиняется Х. Д. Баазов". Таким образом, смысл и характер всего определения давали основание рассчитывать в будущем на благоприятный исход дела, поскольку весь собранный по делу материал был признан некачественным и недостаточным, а возможность теперь, при доследовании, добыть материал, хоть в какой-то степени подкрепляющий обвинения, полностью исключалась.
Наши надежды подкреплялись еще и широко циркулирующими слухами: кошмар 1937-1938 годов кончен, все изменится теперь к лучшему. Эти предстоящие изменения связывались с именем нового министра Г Б – Л. Берия.
