Я стараюсь сжато и коротко рассказать суть дела. Мне сегодня важно заручиться его согласием принять наше дело в порядке надзора к своему производству. Судя по выражению его лица, рассказываю бестолково.
– Как! Верховный суд, за сионизм, к расстрелу? Без предъявления части II ст. 58-10? Вы что-то путаете…- Он смотрит на меня недоверчиво, с какой-то жалостью. На мгновение мне даже подумалось, что я кажусь ему сумасшедшей.
Достаю из портфеля телеграмму, которую я получила из Верхсуда СССР, а также копию моей телеграммы, молча кладу перед ним. Он читает внимательно. Потом задумывается.
– Вот что, – говорит он вдруг, – я очень устал, пришел сюда прямо с большого и тяжелого процесса, к тому же мне еще надо принять десяток ожидающих. Здесь не время и не место для нашей беседы. Завтра у меня нет заседания. Приходите ко мне домой в 10 часов утра, и мы займемся делом вместе.
И. Д. Брауде жил у Земляного вала по Садовой в большом многоэтажном доме. Ровно в десять я уже была у него. На нем – домашний широкий халат, что его еще больше старит. Просторный, хорошо обставленный кабинет, хорошая библиотека, много редких и красивых вещей, но все в запущенном состоянии и оставляет впечатление какой-то старинной свалки. Он извинился за беспорядок и сказал, что никому – ни жене, ни домработнице – не позволяет убирать у него в кабинете, чтобы не перепутали дела. Глядя на его рабочий стол, думаю: можно ли еще больше перепутать этот ворох бумаг, обложек пустых досье, разбросанных по разным местам вперемешку с какими-то постановлениями, указаниями, комментариями, фото-альбомами и стихами любимых поэтов. Меня поразила подобная безалаберность, и я подумала – как он находит нужный материал или источник в этой невероятной свалке?
Но очень скоро я убедилась, что у него был свой, особый порядок в этом беспорядке. Почти с закрытыми глазами, по какой-то интуиции, он мог вытащить из любой кучи бумаг нужный материал. Помогала ему и совершенно исключительная память. Почти безошибочно он мог восстановить по памяти нужный в данный момент текст закона или необходимые материалы дела. И хотя президиумы наших коллегий во все времена строго требовали от адвокатов представления по всем делам, за исключением спецдел, безупречно составленных досье, Брауде никогда и ничего не представлял, и никто не смел потребовать у него, зная его собственный стиль работы и его колючий характер.
Брауде попросил меня подробно рассказать о семье, о Герцеле, о деятельности отца до и после советизации Грузии и особенно детально обо всем, что произошло с момента ареста Герцеля – с 25-го апреля 1938 года до вынесения приговора отцу и Хаиму. Во время моего рассказа Брауде и пяти минут не смог усидеть на месте. Он ходил вокруг стола, шарил в бумагах и делал какие-то заметки.
