— Арин, он точно сам тексты пишет? — прошелестела я в ухо подруге.
— Ага… я видела, как он при мне лично малевал слова этой песенки. Ты даже не представляешь, какой он замечательный сочинитель. Пять минут — и песня готова!
Я только пожала плечами, продолжая вслушиваться, анализируя каждый звук, а за переделами сознания сами по себе возникали стройные ряды новых строчек. Толпа за нами и перед нами оживилась, разноголосо и фальшиво подбадривая певца. В голове щелкнула назойливая мысль о том, что не всем дано летать, когда над правым ухом кто-то немузыкально заорал. Отогнав от себя лишние умозаключения, я продолжила вливаться в хрустальный поток голоса Берестова. И судя по всему я до того заслушалась, что едва не уснула. Аринкины встряхивания привели меня в чувство, да так быстро, что первое время я не могла сообразить, что произошло:
— Ты чего уснула? Совсем того? — поинтересовалась подруга, — Не нравится?
— Почему, нравится, — пожала я плечами, — Вот поэтому и уснула.
— Ничего не понимаю, — Аринка медленно вздохнула, пытаясь найти логику в моих действиях. Зато я в тысячный раз получила подтверждение, что мы с подругой абсолютно разные люди.
— А я не понимаю вот этих воющих, — попытавшись обобщить взглядом весь зал, произнесла я, — Если тебе песня нравиться, зачем перебивать исполнителя своими руладами, а? Нет бы послушать, войти в песню, разобраться в смысле…
— Судя по всему, ты хорошо в нем разобралась… — не удержалась от колкостей Аринка.
— Да. Когда музыка несет тебя куда-то, когда каждая нотка доходит до твоего сердца, тебе не надо не видеть, не ощущать что-то еще. Ты просто оказываешься парящим над всем миром, влекомый ее ветрами, словно крыльями искусства. И естественно, доходишь в соединении с ней до состояния полного расслабления и душевного равновесия. А как ты думаешь, что такое высшее душевное равновесие? Сон — легкая полудрема без лишнего груза волнений и тревог.
— Ага, — Аринка с самым серьезным видом покачала головой, — Слушай, давно ты готовила сию прочувственную речь, а?
— Экспромт, — обиделась я, ловя краем уха что-то совершенно новое. В подтверждение моей догадки зал смолк, не нарушая гармонии следующей композиции. Аринка хотела что-то еще высказать в мой адрес, но, видимо, заметив выражение моего лица, так и не решилась на дальнейшую полемику. Веселая задорная музыка, больше похожая на гимн сменилась воздушной композицией. Синтезатор и барабан уступили свое место флейте и перебору гитары. Я уставилась на инструмент, по инерции следя за пальцами играющего. Взгляд поднялся выше, и я с изумлением узрела лицо Берестова. Спокойное, наполненное одухотворением с полуопущенными веками, из-под которых все равно блестели два изумруда глаз. Но сейчас меня совсем не беспокоили ни они, ни восхищенные вздохи девушек в зале. Меня интересовала песня. Первый аккорд ее, брошенным камнем породил более мощные круги. Я вслушивалась в текст, и отчего-то чувство недопонимания не оставляло меня. Берестов, музыка, слова… все вместе прекрасно, но как-то не сочетаемо. Словно на побеге лилии распустились листья шиповника и бутоны астр. Все вместе — один цветок, но вылепленный из чужеродных частей. Я замотала головой, стараясь забыть лишнее и до меня, наконец, дошли первые строчки в своей первозданной полноте. Мне даже не нужно было закрывать глаза, что бы влиться в эту песню, с первого аккорда, с первой строчки:
