С первого аккорда | страница 7
— Ох, горазд перекладывать ответственность на чужие плечи, — в тон ему протянула подруга, — Кстати — это Вишня.
— В каком смысле? — по лицу музыканта прошла легкая волна изумления, — Пьяная, зимняя или еще какая?
— В шоколаде, — от чего-то плюхнула я, немного кривясь. Ненавижу, когда народ так реагирует. Ну что прикажете делать, если три слова в паспорте, которые должны играть роль моего наименования меня совсем не радуют? Уменьшительно-ласкательные синонимы — наводят мысль о маленькой девочке, которой еще в песочнице сидеть? Остается только псевдоним.
— Вот, значит как… А я уже думал, что ты, Аринка мне ягодок купила, так сказать, в честь удачного выступления.
— Вишня — это дословно значит: возвышенная, искренняя, широкая, необыкновенная я, — расшифровала я. Тон музыканта с каждой секундой начинал нравиться мне все меньше, зато голос притягивал все сильнее.
— Аббревиатура… — протянул Берестов, — И что же сия вишенка скрывает под сладкой мякотью: червивую косточку или настоящий бриллиант?
— Берестов, не нервируй девушку, — Аринка даже бровью не повела, шутливым жестом отталкивая парня подальше от меня, — Она у нас впечатлительная. Потом спать не сможет, да еще меня совсем стихами заест, сочиненными на почве сдвигов в ЦНС.
— Ага. Значит, Вишня стихи пишет. Это хорошо, — певец едва окинул меня взглядом, так, словно был лет на тридцать старше меня. В его холодных глазах, казавшихся в пятнистом свете похожими на поверхность замершего озера читалось откровенное снисхождение. Из серии: "Пиши девочка, пиши. Развивай пальчики!". Я почувствовала, как у меня непроизвольно приподнимается верхняя губа в презрительном оскале.
— Пишу. И пока никто не жаловался на качество содеянного мной.
— Хорошо, — отступил на шаг Берестов, — Тогда, думаю, нам лучше поговорить после концерта. Подождете меня на выходе. А сейчас приношу извинения, но мне пора начинать отрабатывать те деньги, которые были вложены в это мероприятие.
Новый скачок на сцену, легкий поклон зрителям. Волна оваций, закружившаяся в воздухе хлопающей крыльями птицей, резанула мой тонкий слух. Первый аккорд смертельно ранил ее, и она тут же смолкла. Толпа заворожено уставилась на солиста, которого теперь было не узнать. Изумрудные ледышки вдруг превратились во вполне человеческие глаза, а еще через несколько секунд растаяли окончательно. Осталась только чересчур яркая зелень, словно холодная зима сменилась теплой весной с распустившимися листьями. Да и само выражение лица потеряло весь оттенок самолюбования, ехидства и хвастовства. Не разговаривай я с ним минуту назад, ни за что бы не поверила, что этот человек может проходить по тебе глазами, как по асфальтовой дороге. Или Берестов был слишком хорошим актером, или он, и правда, не так безнадежен. Музыкальные переливы синтезатора, гитары и ударных инструментов смешались в какой-то однородный, перетекающий рекой звук. Сначала мне даже не сразу удалось вычленить из него тихий, почти невнятный шепот парня. Но голос набирал силу, стал возвышаться, укореняться, как рвущийся в бездну поток. И зазвенел над залом почти материальным существом. Он и правда, был изумительным. Текст песни дошел до меня какими-то урывками, толчками. Я только чувствовала, что песня веселая, зовущая за чем-то вперед. Аринка рядом блаженно закрыла глаза, растекаясь на моем плече. Я хотела последовать ее примеру, влиться в музыку, но глаза все равно цеплялись за лицо парня. Странное ощущение того, что он пел не о своих чувствах, а о чем-то не вполне ему знакомом не покидало меня.