Кто-то снова — в последний раз — откинул одеяла, и, блестящие от пота, они выползли в обжигающую холодом ночь. Костер погас, от него шло лить слабое мерцание. Звезды на небе казались льдинками, а на севере, от горизонта и почти до зенита, зеленой газовой паутинкой на космических ветрах покачивалось северное сияние.
Тома завернули в шершавое полотенце и как следует им растерли. Потом дали его вещи, и он, как в полусне, оделся. Трусы, рубашка, носки — как странно ощущать кожей их прикосновение! Он ясно чувствовал каждый нерв, каждую клеточку своего тела, словно только в эту минуту в нем проснулась жизнь.
Они с прадедушкой неторопливо зашагали по траве, спустились с холма к дому. Возле него, чуть в стороне от дороги, стояла машина. Надворная постройка, огородик, и через спальню они вошли в кухню.
За столом вместе с Питом сидел отец, а миссис Грейфезер разливала по кружкам чай. Отец явно чувствовал себя не в своей тарелке и, завидев Тома и вождя, вскочил на ноги:
— Уж очень ты задержал парня, дедушка.
— Понимаешь, внук, бывает, что спешить никак нельзя. Перед дорогой ему обязательно надо попить горячего чайку — ведь сколько воды забрал у него пар!
В голосе прадедушки слышалась легкая укоризна, и это остудило отцовский пыл. Он нахмурился.
— Ты ведь знаешь, я этот пар и прочие подобные дела не одобряю. Все это предрассудки, — пробормотал он.
— Он внук моего сына, — таков был ответ старого вождя.
Том залпом осушил огромную кружку сладкого крепкого чая. И в ту же минуту отец снова заторопился. У дверей прадедушка передал Тому укладку, завернутую в кусок старой простыни.
— Завтра вечером, — напомнил он, и Том согласно кивнул:
— Обещаю.
В машине он почти всю дорогу продремал, а дома только успел убрать укладку в ящик стола и рухнул на кровать, как подкошенный. Но сквозь волны сна до него вдруг дошло: а ведь отнести укладку в музей ночью — это не шутки, вынести ее было куда проще. И если он хочет сдержать данное прадедушке обещание, придется действовать в обход закона. Иначе в музей ему не попасть!
