"Как мало нужно для того, чтобы предотвратить большую часть преступлений! Достаточно, чтобы каждый без исключения добросовестно выполнял свои обязанности. И только-то. Не оставь Егоров или любой другой таксист машину без присмотра, не состоялось бы это самое похищение. Ревзин считал, что его возили на другой конец города, а был он в дальнем подъезде своего же дома, и весь этот маскарад понадобился только для того, чтобы запутать старика. Не удивительно, что ему там что-то показалось знакомым. Но и сам-то я хорош, - рассуждал Илья. - Мог бы сообразить: около одиннадцати часов такси стояло напротив подъезда той женщины из пятьдесят второй квартиры. Значит, у подъезда самого дальнего от того, в котором жил Ревзин. И счетчик был выключен. Это еще одно подтверждение, что старик был именно в квартире Москвина".
Домой идти не хотелось, к тете Шуре-тоже. Илья зашел в кабину телефона-автомата, набрал номер Лиды. Никто не ответил. Опять вспомнился отец. Конечно, он не забывал о нем ни на минуту, то и дело возвращаясь к тому позднему вечеру, когда обнаружил вдруг, что не слышит его тяжелого дыхания. Но в течение дня удавалось хоть немного отвлечься. А сейчас тяжесть утраты снова навалилась на него. Вот бы с кем посоветоваться, рассказать о событиях дня. Отец понял бы.
Может, и упрекнул в чем, но подкинул бы дельную мысль. Он и раньше любил советовать, но Илья относился к его нравоучениям равнодушно, принимая их за стариковское брюзжание. Теперь он начинал понимать, что, сам того не замечая, пользовался его советами, оценивал возможные последствия своих поступков с точки зрения отца, которая все больше и больше сходилась с его собственной.
Смолянинову Илья решил сегодня больше не звонить. Все равно завтра утром представит ему отчет по всей форме. А там, кроме упоминания о квартире Москвина, ничего стоящего не будет. Посмотрит полковник на эти полстранички, написанные от руки,, грустно покачает головой и скажет: "Иди-ка ты, Илья Степанович, своей дорогой на опорный пункт. Там тебя ждут не дождутся заявители с жалобами на собак, гуляющих без намордников, и на их хозяев".
Илья всегда знал, что будет работать в уголовном розыске. И этого стремления не изменили ни черновая, подчас очень неприятная и тяжелая работа, ни неустроенность личной жизни. Уважение и любовь к отцу естественным образом перешли на такое же отношение к его профессии. Он и к товарищам по службе относился с тех же позиций, и странно было ему, если кто-то жаловался на трудности. Работа ничем не хуже любой другой. Не понимая таких коллег, Илья все же относился к ним терпимо, даже пытался убедить в исключительной необходимости и важности того дела, которым они занимались. Карзанян вообще был терпим к недостаткам и слабостям людей, отклонявшихся в своем поведении от его собственного представления об идеале.
