С каждым прошедшим часом становилось понятно, что никто сдаваться не собирается и победит воистину сильнейший. Когда масса дерущихся насмерть гоплитов переместилась на новый участок, все получили то, чего хотели, — простор. Теперь было не так боязно рубиться один на один со своим непосредственным противником, так как между каждой дерущейся парой образовалось расстояние в длину нескольких копий, и оно постоянно увеличивалось. Из-за того, что теперь можно было не бояться за свой тыл, каждый поединок превратился в образцово-показательный бой. Теперь тот, кто был в объятьях своей ярости, погибал первым.
Офриад принял очередной удар противника подставив свой щит 'ребром'. Рубящий боковой удар пришелся в правый срез. Меч голубоглазого аргосца отскочил, словно его оттолкнули. Спартанец подступил к противнику еще на шаг, не давая ему времени для нанесения нового размашистого удара. Два быстрых укола, и аргосец уже не помышляет о нападении. Он, как и все его собратья, с кем пришлось встретиться Офриаду на этом поле брани, был шокирован неизвестной манерой ведения поединка.
Ударив своим гоплоном в правую сторону кромки щита аргосца, от чего его щит отбросило немного влево, Офриад произвел колющий выпад. Его меч с легкостью пробил бронзовую пластину в области сердца. Удар в корпус щитом, и вот длинноволосый муж валится на горячую землю, чтобы в последний раз взглянуть прямо в лик Аполлона. Интуитивно, Офриад почувствовал сзади какое-то движение. Не задумываясь ни на мгновение, он завел за темя левую руку, тем самым прикрыв щитом свою спину и голову целиком. В следующее мгновение щит был сотрясен ощутимым ударом. Видно, вражеский воин вложил в него всю свою силу. Меч слегка пробил бронзу гоплона, однако сам разлетелся на две неравные половинки. Не изменяя положения своего гоплона, Офриад с разворота нанес рубящий удар сверху. Как оказалось, у аргосца не было даже щита. Удар пришелся в область шеи. Фонтаном ударила кровь, и начисто срезанная голова покатилась к ногам очередного противника….
От усталости Офриад практически ничего не чувствовал. Весь покрытый своей и чужой кровью, он поднял чье-то копье и облокотился на него всем своим весом. Грудь разрывалась от недостатка воздуха. Пот, смешавшийся с грязью и кровью, превратил его лицо в маску потустороннего монстра. Глаза слезились. Хотелось просто упасть и умереть. Вокруг Офриада не были слышны даже стоны раненых врагов и собратьев, потому что таковых, собственно, и не было. Все шестьсот воинов, которые рано утром вступили в противоборство, сейчас стали пищей для черных, как смола, пернатых бестий.
