Стоило воткнуть ветвь в землю, и снег начал таять в этом месте, утекая в землю с такой скоростью, что Манька и Борзеевич кое-как выбрались из образовавшейся мгновенно ямы, не успев подобрать неугасимую ветвь, провалившуюся под снег. Очевидно, Борзеевич принял за землю обломок скалы, которая скатилась со снегом с вершины. Однажды уже им приходилось пожелать неуправляемой неугасимой ветке загореться, не докопавшись до земли. Благо, оказалось не глубоко, поток воды был направлен не в их сторону. На вершине горы снег таял уже не так быстро, и о том случае спустя какое-то время забыли. Ту толстую рогатину они так и не нашли, и когда снег сошел, еще одну ветку посадили в землю, которая за ночь пустила корень и веточки. Отросшие отводки обломили и рассовали по всем местам, подращивая каждую ночь, но толстую рогатину, которая набрала силу и могла сразу обогреть пещеру или дать достаточно тепла на открытом месте, было жалко до слез.
— Маня, там, под нами, похоже, лес! — виновато проговорил Борзеевич, показывая рукой на показавшиеся верхушки в том месте, где только что сидели.
— Мне было бы странно, если бы его не было. Людей нет, пилить деревья некому. Что ж ему не нарасти? — подмигнул им Дьявол, оборачивая себя в резиновый водолазный костюм с трубочкой, очками и ластами. — Ветку воткну в землю, чтобы не пропало добро, а вы бегите, пока плыть не пришлось…
Манька и Борзеевич припустили со всех ног.
Бежали долго. До того места, откуда снег сошел в долину, открывая под собой каменные глыбы, очевидно, катившиеся с самой вершины каждый раз все дальше и дальше. Обернувшись, не поверили глазам: там, где они останавливались, бурлило озеро, вращаясь по кругу и обрушивая в себя тонны снега, образовав огромное озеро, которое пробивало себе дорогу в низину, к руслу реки между горными хребтами.
— Ну вот, обратной дороги у нас нет! — грустно подытожила Манька, немного испугавшись, что было бы, если бы она повернула назад. — Слава Богу, что мы не туда…
Очевидно, Борзеевич думал о том же.
— А у нас ее и не было! — слегка удивленно произнес он, став лицом белее снега.
Оба разом примолкли.
Идти по горам было тяжело. Манька ненавидела и себя, и Дьявола, когда поднялись на вторую вершину и увидели гору еще выше, и еще круче. Она совсем не обрадовалась и горестно вскрикнула, как раненная птица, схватившись за сердце. Борзеевич побледнел и потрясенно застыл с открытым ртом — тогда как Дьявол немедленно поздравил их обоих с покорением второй вершины, пожав им по очереди руку, и пока они молча взирали на новую беду, вскипятил чаю, разливая по кружкам.
