Но не до того ей было, чтобы упрекать его. Сама напугана не меньше — вопросов столько, что впору голову сломать. "Повесилась бы! — с тоской помечтала Ее Величество. — Чучелом выросла, чучелом и умерла бы, ан, нет, позорь ее, не позорь, тварь подзаборная, позор за позор не считает!"
Не сказать, что не добивались. Но та или нарочно, или всерьез погремит-погремит всякими колющими и режущими предметами, потаскает веревку по двору, а наутро опять живехонькая выползет. Уж и била ее старуха-опекунша, которой доверили присматривать за проклятой, пока муж сможет клятву произнести, и уговаривала не отравлять людям жизнь, и учили люди уму-разуму, а ей ни в какую неймется. А оставляла Матушка живой проклятую на тот случай, чтобы головушка мужа поднялась бы до небес. Не торопилась избавиться, поговаривая:
— Живым умом землица зараз тебя, дочушка, облагодетельствует!
И то правда, землица мужа враз ее на престол славы усадила. Не успела проклятая о домишке подумать, а у нее уже дворец, той чуть огорода захотелось, а у нее все царство-государство во владении, той одежонку никакую, а у нее покои соболями и шелками заваленs? Так что пришлось целый этаж под гардероб выделить.
Говорила Матушка:
— Дочушка, чего она может в Аду-то пожелать, ведь и лежат вампиры в гробу, потому как о гробике только помышляют после смертушки души своей. Надо ли тебе похоронить себя красавицу и умницу заживо?! Ведь не дворцы, мавзолеи начнет строить, как фараоны Египетские!
Права была, гробы ей ни к чему, но иногда полежать хотелось. Один, из красного дерева с узорной тяжелою крышкой стоял в потайной комнате, которая была сразу за спаленкой. Видимо несладко в Аду, раз по гробу душа плачет — сама себе она гроб не заказывала, но вдруг поняла, что нужен, чтобы не чувствовать постоянную неудовлетворенность. Да, на уговорах далеко не уедешь, туго муженек соображает о том, чего в договоре не было оговорено. А как попросишь через проклятую, все есть, во всех местах положится заначка. И пожелать уж будто бы нечего, не так живут братья и сестры, которые поторопились избавиться от души своей. Но чем так рисковать, лучше бы убрать.
Да только Матушка убивать ее не захотела. Уперлась, и ни в какую, дожидалась, когда сама себя жизни лишит, твердила в ответ:
— Самая малость остается дочушка, приготовили голубушку! Потерпи! Вот я, своего спровадила на тот свет по Закону, так ведь горя не видала. Одного не успела — приворожить его к себе, но потому и отдала тебя вампиру, чтобы не ведала вдовей долюшки. Пусть сама руки на себя наложит, али случай несчастный выйдет. Верь, не верь, а Господь все видит! Помянет недобрым словом за торопливость нашу, и препроводит в ненадлежащие места. Я бы разве прожила тыщу лет, коли порушила бы наш договор? Душу надо сломить, как веточку от дерева, чтобы все дерево не загубить. А кабы знал как, так и сломал бы! Вот вы, в любви и согласии, ласков муж твой, шелковичной ниточкой вокруг тебя, куколки, вьется, а все потому, что по-правильному. Приветила ты голубушку любовью и ласкою — и повернулась вся земля к тебе любовью и ласкою. Все царство-государство под ноги подмяла, теперь и все страны поклоняться!
