— Помнишь?
Хоть и минуло целых десять лет, но я вмиг узнал свой очерк. Но как этот материал, рассказывающий о бедственном положении вышедших в тираж мастеров спорта мог стать удачей для Аркадия Баркина?
— Я имею в виду не те места в очерке, где говорится, как государство выпихнуло меня из большого спорта, — он понял, что озадачил меня предыдущим замечанием. — Да, пришлось мне тогда несладко и об этом стоило писать, а чтобы написать нужно было иметь мужество.
— А кое-кто говорит, что не мужество, а дурью башку.
— Нет, мне-то статья помогла. После нее дела у меня пошли на поправку. Вот ты там защищал спортсменов и свободное предпринимательство… Если бы не написал так, я бы до сих пор ошивался в вонючей «Сказке».
Стараясь припомнить собственный давний очерк, я вынул сигарету и чиркнул спичку. Она зашипела и погасла, я полез за другой, но Баркин опередил меня, протянув газовую зажигалку и напустив при этом на себя какой-то торжественный вид. Сразу я и не понял, что зажигалка не простая, а символизирует статус ее владельца. На ней красовалась надпись: «КЛУБ ПАРАДИЗ». Стилизованная, яркая игрушка служила своеобразным пропуском в клуб.
— Говоря о твоем очерке, я имею в виду вот что. — Он ткнул пальцем в изящную виньетку с афоризмом, висящую напротив, на стенке. — В очерке я прочел о том, что на Западе бывшие спортсмены нередко становятся удачливыми бизнесменами, поскольку у них в крови заложено стремление к борьбе, к соперничеству, а формула «Пусть победит сильнейший» наполнена реальным содержанием. Эта формула и стала для меня ключом к успеху, светом в конце туннеля. Не в пример среднему русскому, которого с детства приучают и коллективизму и удерживают от реализации своей индивидуальности, я вдруг понял: спортсмены имеют все задатки, чтобы преуспевать в разных ипостасях на свободном рынке. Стало быть, именно твой очерк изменил к лучшему всю мою жизнь.
— Ничто не польстило бы мне больше твоих слов, — ответил я, искренне удивляясь, как несколько газетных фраз, каких-то две тысячи слов (я даже не помнил каких), могли столь сильно повлиять на человека, став для него побудительным мотивом. Главное, что меня тогда заботило — побольнее уколоть аппаратчиков из Госкомспорта. И десяток лет назад ни я, ни Баркин, ни пустоголовые бюрократы и вообразить не могли, что в очерке заложен какой-то иной смысл.
— Да послушай же, ты, дурило, — с восторгом напирал Аркадий. — Твоя статейка и впрямь здорово встряхнула меня. Я перестал хныкать и воображать, будто заслуживаю больших почестей и наград. Она заставила меня поверить в собственные силы. И, как говорится… — Он театрально замер на полуслове, заигрывая со своими притворно ласковыми подружками. — Ну, все остальное принадлежит истории.
