8
Я отложил журнал и облегченно вздохнул. Чтение статьи Гопса было похоже на сеанс гипноза.
- Ну, что теперь скажете, милый Дадлин? - спросила Елизавета Меб.
- Он прав только в одном, - ответил я, - в каждом современном человеке живет актер. Меня удивляет, что вульгарный и недалекий Гопс мог так тонко изложить эту не лишенную остроты и наблюдательности мысль.
- Вы обратили внимание на второстепенное, - сказала Елизавета Меб. Разве вас не возмутила попытка мещански опошлить и исказить смысл вашей физической идеи? Он пишет, что он убедил актера Джонса в том, что Джонс уже больше не Джонс, а Эдгар Аллан По, вызванный из прошлого.
- А может, он и в самом деле убедил его, Елизавета?
- Но какое право имел он это делать? С точки зрения этики это преступно.
- Не будем говорить об этике, Елизавета. Это далеко нас заведет. Я не вижу ничего преступного в том, что Гопс помог Джонсу войти в свою роль и талантливо ее сыграть. Если рассуждать так, как рассуждаете вы, то нужно признать каждого режиссера уголовным преступником.
- Не спорю, - сказала Елизавета. - Режиссеры далеко не преступники. Во всяком случае, не все. Но обратили ли вы внимание на другое?
- Что вы имеете в виду?
- Меня возмущает логическая непоследовательность Гопса. В начале статьи он намекает, что Эдгар По был возвращен из прошлого для экспериментального подтверждения вашей гипотезы, а в конце он становится скромным и объясняет психологическое превращение Джонса его слепой верой в вашу теорию.
- Что ж, это мне даже лестно.
- Ну, вот, - сказала возмущенным тоном Елизавета Меб. - Вы уже готовы амнистировать Гопса. А заодно и этого мошенника Джонса.
- Вы убеждены, что Джоне мошенник? Какие у вас основания?
Елизавета оставила мой вопрос без ответа и изобразила на своем лице презрение, презрение и насмешку.
Мне стало не по себе. Вопрос о том, что собой представлял Джонс, имел для меня отнюдь не только академическое значение. Джонс продолжал посещать мою квартиру и, перевоплощаясь в Эдгара По, ухаживал за моей несчастной сестрой. Я как мог противодействовал этому, но он всякий раз говорил мне.
- Не мешайте мне играть.
И каждый раз на его подвижной физиономии появлялось выражение, которое бывает на лице человека, которому мешают выполнять его долг,
Анна тоже была недовольна моим вмешательством в ее личную жизнь.
- Ты эгоист, Филипп, - упрекала она меня. - Ах, какой ты бессердечный эгоист! Раньше я в тебе этого не замечала,
