Карт-бланш императрицы | страница 46
— Какие вы, право, дети! Иди прямо к нему от моего имени, говори громко, чтобы все слышали, и потребуй с князя клятвенного заверения, что он не спал со своей женой около года. Затем объяви, что идешь сейчас же к графу Александру Шувалову, великому инквизитору российской империи. Тогда посмотрим, что скажет Петр Федорович в свое оправдание.
Великий князь послал Нарышкина к черту и признал княжну Анну своею законной дочерью.
Однако после светлой полосы всегда наступает черная. Екатерина так погрузилась в счастливые заботы, что полностью упустила ход придворных интриг, за что вскоре жестоко поплатилась. Первым ударом стало изгнание Станислава Понятовского. Против любовников теперь выступали не только члены императорской фамилии, но французские посланники, имевшие весомое влияние на императрицу. Екатерина заметалась, пытаясь найти выход из положения, но безуспешно. Слишком неравными были силы, и слишком явным давление французского двора, почувствовавшего угрозу своим интересам. Даже Бестужев был бессилен.
Понятовский уезжал в первых числах февраля, когда в Петербурге прежде времени началась оттепель. В воздухе пахло талым снегом и пробуждающимся солнцем. Екатерина плакала и не скрывала своих слез.
— Дай бог, свидимся, — хрипло сказал Станислав и бережно поцеловал залитое слезами лицо. — Никого, как тебя не любил и думаю, что уже не полюблю.
— Не уезжай…
— Да как остаться? — простонал Станислав. — Останусь, тебя с Аннушкой подведу. Прощай, моя королева, и, как у вас, русских, говорится? Не поминай лихом. Либо вернусь к тебе, либо от тоски сгину. Третьего не дано.
На тяжелых, почти каменных ногах Екатерина поднялась к себе и рухнула на постель, захлебнувшись бабьем плачем. Нельзя войти в одну и ту же реку дважды. Разум подсказывал, что закончилась самая счастливая пора в ее жизни, а впереди ждут потери и, возможно, самые жестокие поражения.
— Как мне жить без тебя? Как дышать? Как верить?
Но как оказалось, это был лишь первый удар. 15 февраля Нарышкин оглушил Екатерину еще одним страшным известием: ранним утром был арестован канцлер Бестужев. В это же день фельдмаршал Апраксин, командовавший русской армией в Пруссии, смещен с должности и отдан под суд.
Услышав новость, Екатерина побледнела, ухватившись за спинку резного стула. Худшей ситуации и придумать нельзя. Судьба опять расставила опасную ловушку, оставив ее в полном одиночестве.
Если при обыске у канцлера будет найдена ее переписка с Бестужевым, а также письма матери и Фридриху Прусскому, ей конец. И дай бог, если дело обойдется изгнанием из России, в худшем — ее ожидает обвинение в измене и ссылка в Сибирь, а то и подушка на горло.