— Я за нас боюсь. Как без тебя жить? Дышать? Верить? Надеяться?
— Подожди пока бояться, — ласково улыбнулся Станислав. — Нас так просто не возьмешь. Да и Бестужев обещал помочь. А он свои обещания сдерживает.
Екатерина улыбнулась ему сквозь слезы: как же она его любила — до судороги в сердце. Нет его — и тут же останавливается, не желая жить.
— Любимый, подожди немного, не хочу расставаться.
— Уже светает, — забеспокоился Понятовский. — Неровен час — спохватятся, переполох подымут. Хочешь, мы ночью опять сбежим?
— Хочу!
— Значит, до вечера?
— Значит, до вечера. Обещаешь?
— Обещаю. Не испугаешься второй раз через апартаменты князя пройти?
— С тобой я ничего не боюсь. С тобой — я самая смелая женщина в мире.
ГЛАВА 9.
Понятовский оказался прав: в тот раз гроза прошла мимо влюбленных стороной. На защиту интересов польского дипломата встал не только канцлер Бестужев, но и… великий князь. Во многом, именно благодаря его заступничеству, Станислав Понятовский был оставлен в Петербурге. Екатерины удивилась неожиданному расположению мужа, Понятовский в ответ показал увесистый мешочек с золотом. Великий князь, как и все остальные при русском дворе, остро нуждался в деньгах. Купить его расположение оказалось весьма просто.
Чертушка стремительно деградировал: сказывалось ежедневное пьянство. Только два человека имели на него влияние: в большей степени — его любовница Елизавета Воронцова, в меньшей — законная супруга, к мнению которой он иногда прислушивался, визгливо завидуя неженской проницательности и уму.
Супружеская неверность Екатерины Петра вполне устраивала: когда Елизавета упрекала племянника в разгульном образе жизни, тот сразу указывал на жену. Мол, и она не без греха. Тогда Елизавета переключалась на Екатерину, чья почти открытая связь с Понятовским стала достоянием гласности и общего осуждения, как только Екатерина родила дочь Анну. Беременность прошла без осложнений. Родители новорожденной были по-прежнему влюблены друг в друга и очень счастливы. Ребенок только скрепил чувства обоих, сделав их отношения почти узаконенными. Недовольным остался только Петр.
Узнав о рождении "дочери", он пришел в неподдельное раздражение и позволил себе за обедом следующее высказывание:
— Бог ведает, откуда она только берет этих детей! Я не знаю хорошенько, мой ли этот ребенок, и должен ли я его принять на свой счет. Надо подумать! — и тем самым фактически обвинил жену в адюльтере.
Опасную фразу услышал Лев Нарышкин и поспешил передать слова князя Екатерине. Та только рассмеялась, с любовью укачивая новорожденную дочь:
