— Нет, — снова сказал Эмиль.
В его ровном, лишенном всякого выражения голосе звучало, однако, нечто такое, что Голеску, который как раз натягивал свои старые штаны, на мгновение замер на одной ноге.
— Разве ты не знаешь, что такое ложь? — спросил он. — Впрочем, может, и не знаешь. Кроме того, ты у нас чертов гений!. Пока раствор кипятился в тазу, я заснул и… гм-м…
Голеску застегнул штаны, напялил рубаху и долго молчал, пристально глядя в неподвижное лицо Эмиля.
— Скажи, прелестное дитя, — промолвил он наконец, — пока я спал, ты… что-нибудь добавил в раствор?
— Да, — кивнул Эмиль.
— Что же?
Эмиль разразился длинным перечнем каких-то химикатов — во всяком случае, Голеску решил, что это именно химические вещества, хотя названия были ему незнакомы. Наконец он поднял руку, призывая Эмиля замолчать.
— Достаточно, достаточно, мне все ясно. Скажи мне лучше вот что: ближайшая аптека, насколько я знаю, находится примерно в часе ходьбы. Где ты взял все эти вещества?
— Здесь, — ответил Эмиль, указывая ладошкой на чемодан в виде футляра для мумии. — И еще из земли. И из листьев тоже.
Голеску бросился к чемоданчику и открыл. В прошлый раз он показался ему пустым, но теперь Голеску действовал внимательнее и вскоре обнаружил тайник. Под обтянутой полотном картонкой, которая служила дном, оказалось еще одно отделение, представлявшее собой ряды ячеек, в каждой из которых лежал пакетик или склянка с каким-то химическим веществом. Потянув носом, Голеску уловил легкий запах химикатов, отдаленно напомнивший ему запах специй.
— Ага, — сказал он и закрыл чемодан. Отодвинув его в сторону, Голеску прищурился и посмотрел на Эмиля, потом несколько раз прошелся из стороны в сторону и наконец опустился на кровать.
— Откуда тебе известно, — спросил он немного осипшим голосом, — какие вещества входят в лекарство для выращивания гигантских цыплят?
Эмиль повернул голову и посмотрел на него. В глубине его больших кроличьих глаз промелькнуло какое-то странное выражение, которое Голеску принял за… насмешку.
— Я просто знаю, и все, — мягко сказал Эмиль, но и в его интонациях Голеску почудилось что-то похожее на сознавание своего превосходства — превосходства высшего разума перед низшим.
— Это как с количеством зернышек в кувшине? Ты просто знаешь — и все?
— Да.
Голеску медленно потер руки.
— Ах, ты мой золотой! — пробормотал он. — Моя жемчужина, моя удача, мой счастливый билет! — Тут ему пришла в голову еще одна мысль. — Скажи-ка дядюшке Барбу, бриллиантовый, что такое Черная Чаша, которую ты несколько раз поминал?
