День Литературы, 2009 № 04 (152) | страница 59
Д.Самойлов, любитель размашисто-негативных характеристик, к С.Наровчатову относится более благосклонно, чем Б.Грибанов, Б.Сарнов, Л.Чуков- ская и другие авторы. Из многих его разнонаправленных высказываний приведу одно (от 20 июля 1978 года), которое итожит предыдущие оценки и сфокусировано выражает отношение писателя к бывшему другу: "Масштаб человека определяется натурой. Наровчатов-характер или Наровчатов-личность мне чужды. Но в натуре его много незаурядного, много того, что можно ценить" (Самойлов Д. Подённые записи: В 2 т. – Т.2. – М., 2002).
В воспоминаниях Н.Коржавина "В соблазнах кровавой эпохи" (М., 2006), Р.Киреева "Пятьдесят лет в раю" ("Знамя", 2006, № 10), Ю.Кузнецова "Очарованный институт" (Кузнецов Ю. Прозрение во тьме. – Краснодар, 2007) акцент делается на "дневном", "светлом" С.Наровчатове. Показательно, что опорные слова в коржавинской характеристике поэта следующие: редкостно красив, "насквозь интеллигентен", "ярко, празднично талантлив". В отличие от Лидии Чуковской, для которой Наровчатов – "проигравший себя карьерист" (письмо Д.Самойлову от 28.09.1978 // "Знамя", 2003, № 6), Руслан Киреев называет Сергея Сергеевича сановником "с характером и принципами", отмечает его феноменальную память и фантастическую начитанность, высоко оценивает его как главного редактора, широту его идейно-эстетических взглядов прежде всего.
Последнее качество в Наровчатове выделяет и не менее резкий в суждениях, чем Давид Самойлов и Лидия Чуковская, Юрий Кузнецов, когда говорит о нём как о руководителе семинара в Литературном институте. Сергей Сергеевич "принимал все течения и манеры и давал студентам полную свободу". По отношению к Кузнецову Наровчатов проявил себя и как добрый, отзывчивый человек, который помог кубанскому поэту после окончания института остаться и прописаться в Москве.
То есть пьянством или карьеризмом личность С.Наровчатова не исчерпывается. К тому же свидетельства Н.Коржавина, Р.Киреева, Ю.Кузнецова я приводил ещё и потому, что выросло целое поколение читателей, якобы профессиональных филологов, которые историю литературы, личность и творчество отдельных авторов воспринимают с позиций модных стереотипов, односторонних подходов, полного или частичного культурно-информационного беспамятства.
Уж если Роман Сенчин, талантливый писатель и серьёзный критик, признаётся, что мемуары Р.Киреева открывают ему "почти неизвестную… страни- цу советской литературы" ("Литературная Россия", 2008, № 1), хотя в них, думаю, ничего нового не сообщается, то что же говорить о многих других…