И такая икона, словно вытолкнутая на поверхность жизни из трёхвековой толщи русской литературы через слова, голос, ум и сердце Юрия Кузнецова, достойна понимания, уважения и любви со сторо- ны соотечественников.
В предсмертном кузнецовском стихотворении "Поэт и монах" можно увидеть знаки поло- жительного отношения поэта к живописи Рафаэля и Микеланджело. Но если для художников Возрождения было важно выявить чисто человеческую личность и показать, что все глубины библейских сюжетов вполне доступны всякому человеку (об этом замечательно написал А.Ф. Лосев), то Кузнецов поставил перед собой совсем иную задачу.
Мистика его поэмы не нуждается в доказательствах и не сводится к набору простых тезисов и приёмов, подстать руководству для начинающего фокусника. Сохраняя священную Тайну, он старался приблизить её к русскому человеку.
Бережно относясь к его духовному и культурному прошлому, он хотел показать дорогу, уходящую за горизонт и никогда не кончающуюся.
И всё это – вымолвить на родном языке как наследник древней русской песни и подлинный литературный гений сумрачного рубежа двух христианских тысячелетий.
Кирилл АНКУДИНОВ ГОТИКА ЮРИЯ КУЗНЕЦОВА
Маленькая поэма "Змеи на маяке", написанная Юрием Кузнецовым в 1977 году, занимает особое место в творчестве поэта. По жанровым характеристикам она близка к притче (к слову, притча – один из самых типичных для поэзии Юрия Кузнецова жанров), но есть одна особенность, которая отличает эту поэму от притчи: притча должна иметь внятное толкование, про поэму "Змеи на маяке" нельзя сказать, что она имеет внятное толкование. Это – поэма-загадка, поэма, требующая расшифровки. Далеко не случайно она фактически оказалась вне поля зрения исследователей, занимающихся творчеством Юрия Кузнецова. По ряду параметров поэма "Змеи на маяке" приближается к жанру "готической новеллы", однако этот жанр по своей природе относится к числу прозаических; "готические новеллы", написанные в стихотворной форме, встречаются крайне редко и, как правило, являются стилизациями. Текст Юрия Кузнецова – не стилизация, он лишён иронии, направленной на жанр. Этот текст как бы находится в промежутке между двумя жанрами – между притчей и "готической новеллой".
Обращение Ю.Кузнецова к традиции готической литературы связано с тем, что космогония этого поэта строится на противопоставлении двух реальностей – реальности "земной", обыденной, косно-рациональной и реальности магически-иррациональной. Юрий Кузнецов – типичный мифо-романтик, он – романтик, векторно ориентированный на прошлое, романтик "золотого века" (воспользовавшись советской литературоведческой терминологией, его можно назвать представителем "консервативного" или "пассивного" романтизма). Две реальности в космосе Ю.Кузнецова пребывают в состоянии непрерывной борьбы: обыденная реальность (не-мифо-реальность), не имея представления о реальности иной, иррациональной, уничтожает и коверкает основы этой иной реальности (самый исчерпывающий пример подобной ситуации – поведение героя "Атомной сказки" Иванушки, который встретил Царевну-Лягушку, "вскрыл ей белое царское тело и пустил электрический ток"). Но и мифо-реальность, в свою очередь, не остаётся в долгу и постоянно подтачивает или изменяет косную не-мифо-реальность.
