Ад внутри этих людей направляет их на путь насилия и жестокости. Сумасшедший непризнанный "естествоиспытатель" Шев- рыгин, приревновав жену, вырывает ей глаза. Вроде бы добропорядочный семьянин Шелованов погибает от рук своего собутыльника, после необдуманной попытки склонить его к сексуальному контакту.
Студентка Ольга Лисковец хладнокровно убивает ножом своего возлюбленного, женившегося на другой. А тихий, "субтильный и длинноволосый" юноша Леонид, заподозрив отца в злом умысле, направленном против него, старается опередить его и пронзает кухонным ножом.
И в качестве фона этих кровавых событий подробнейшее милицейское описание места преступления, венцом которого является описание трупа молодой женщины в луже крови и нож с надписью "НЕРЖ".
Кровавые убийства, совершённые на бытовой почве, индивидуальные и групповые изнасилования, ограбление квартиры и вновь убийство, пьяные драки, заканчивающиеся поножовщиной, потоки человеческой крови – все эти милые прелести видим мы сквозь раскрытые Елизаровым створки Ада.
Хроникальное "милицейское" повествование переходит в мистически потустороннее. Такое, как в рассказе "Дзон", где под звуки некоего магического "дзона" происходит изнасилование душевнобольной девушки. Но замысел мистических сил нарушается отказом сестры потерпевшей взять деньги в качестве отступного, и повинный в этом субъект оказывается распят и растерзан ветвями деревьев, принявших в темноте обличье адских существ в колпаках, протягивающих к жертве свои когтистые руки.
Две весьма непростые бабушки из рассказа "Старушки" с помощью колдовства "отмазывают" своего внука от ответственности за совершённое изнасилование. А группа парней с рабочих окраин оказывается наказана за попытку изнасилования нежданно-негаданно поразившим их половым бессилием ("Импотенция"). И никакие молитвы, обращённые к непонятным силам, в тексте которых перемешиваются слова "бог" и "х…", ребяткам, видимо, не помогут. Ну а попадающий в очень дурную семейку и пытающийся вырваться из неё, сжигающий сатанинский дом, палящий из ружья в наступающую нежить Малышев ("Украденные глаза"), – это и вовсе как будто персонаж знаменитого елизаровского "Pasternaka". Так же, как и представленная в рассказе атрибутика вроде высохшей кошачьей лапки, мелких костей, змеиной шкурки и т.д.
Хотелось бы, конечно, чтобы за всеми этими инфернальными изысками угадывался какой-то тайный смысл, а в мистических текстах Елизарова присутствовала и социально-политическая, и духовно-нравственная тема, как это было в "Pasternake" или "Библиотекаре".
