С.Е.
Увы, критики моего поколения разделены на стаи, и уже до конца жизни никогда не похвалят то, что не принадлежит их стае. Они талантливо и беспардонно умеют врать. А если я не близок ничьей стае, то все пройдут мимо и не заметят. Все помечены знаком: свой-чужой. Они любого Достоевского зароют, если он чужих взглядов.
В.Б. Но, несмотря на явную баррикадность не только критиков, но и поэтов с прозаиками в твоём поколении, я много раз писал и буду писать, что это одно из самых сильных поколений в русской литературе. В прозе — Битов и Маканин, Личутин и Проханов, Ким и Есин, Зульфикаров и Лихоносов, Распутин и Венедикт Ерофеев, в поэзии — Рубцов и Чухонцев, Кузнецов и Бродский, Глушкова и Мориц, Русаков и Решетов, Фокина и Ахмадулина, а также Юрий Коваль, Александр Вампилов. И до бесконечности. И это всё уже тридцать лет первый ряд современной русской литературы, хоть справа, хоть слева. Уникальное поколение. После вас уже тридцать лет не сформировалось ни одного поколения. Лишь отдельные имена, одиночки, яркие пятна на сером фоне.
С.Е.
Ты абсолютно прав, Володя. У нас была другая выучка. У нас выучка, что писатель — это судьба. Современные ребята любят писать "штуки". Вот прочертить шаг за шагом путь человека и всего общества, с необходимостью определить его дальнейшее развитие современные ребята не способны. Всю свою жизнь заполнить построением готических замков — это трудно. Всю жизнь заниматься творчеством — это трудно. Нужны очень крупные духовные усилия. Это как у нас в Литературном институте. Весь Союз писателей готов вести семинары. Не успел умереть Юрий Кузнецов, ко мне пришел средненький поэт, и сказал: "Я готов встать на его место". Меня оторопь взяла. Во-первых, такая поразительная амбиция. Во-вторых, полное незнание того, кто такой был Юрий Кузнецов, непонимание его места в русской поэзии. Это не только великие стихи, но ещё поразительно точная всеобъемлющая эрудиция. Это длинное, как у бегуна на марафонскую дистанцию, дыхание. Все готовы преподавать, но по опыту знаю, иные даже интересные писатели способны проблистать лишь один семинар, и сойти с дистанции. А семинар за семинаром каждую неделю в течение пяти лет способен выдержать далеко не каждый мастер. Один из очень крупных наших прозаиков через три года работы пришел ко мне и сказал: "Я им рассказал всё, что знал". И ушел.
С чего бы я взялся за науку: веду систему карточек, пишу монографии? А надо всегда быть в форме. Я им рассказываю главное из Лосева, главное из Бахтина, главное из Кафки. Как сам понимаю. И к каждому занятию просматриваю кучу книг.
